Происшествие в гостинице «Летучий Дракон». Призраки Крайтонского аббатства. Эрнест РоллеЧитать онлайн книгу.
вокруг моей шеи и завязанный по всем правилам искусства, надел жилет цвета буйволовой кожи и голубой фрак с узкими и длинными, как птичий хвостик, фалдами и золотыми пуговицами; мой носовой платок я весь смочил одеколоном (в то время не имелось великого множества разнородных духов, которыми нас позднее наделила изобретательность парфюмеров); я причесал свои волосы, которыми не мало гордился и причесывать их находил приятным занятием. Увы! представителями этих тёмных, густых, натуральных кудрей теперь оказываются только несколько десятков совершенно белых волос, и на месте, где некогда красовались они, ныне явилась гладкая, розовая лысина. Но едва ли не лучше предать забвению это оскорбительное для моего самолюбия обстоятельство. Довольно того, что тогда я мог похвастать обилием тёмно-каштановых, вьющихся волос. Оделся я с величайшим тщанием. Безукоризненно модную шляпу я вынул из дорожного футляра и надел на свою премудрую голову слегка набекрень, как носили её щеголи; пара светлых лайковых перчаток и трость, из числа похожих, скорее, на палицу, тогда с год или два как вошедших в употребление в Англии, довершали мой костюм.
Все эти старания клонились только к тому, чтоб пройтись по двору или постоять на лестнице «Прекрасной Звезды»; это был способ поклонения восхитительным глазам, виденным мною в этот вечер в первый раз, но забыть которые я не мог уже никогда, никогда! Попросту сказать, всё это я сделал в смутной, весьма смутной надежде, что те очаровательные глаза увидят безукоризненный наряд меланхолического раба их и сохранят образ его не без тайного одобрения.
Когда я кончал свой туалет, дневной свет окончательно померк, исчез последний отблеск солнца, на небосклоне водворились сумерки и стали постепенно сгущаться. Я вздохнул, сочувствуя грустно-мечтательному часу, и поднял окно, с целью выглянуть на двор прежде, чем сойду вниз. Я тотчас заметил, что окно, находившееся под моим, также было поднято, потому что до слуха моего ясно стал доноситься разговор между двумя лицами; только разобрать, что они говорили, я не мог.
Мужской голос поражал тою особенностью, что он в одно и тоже время был и глухой, и гнусавый. Разумеется, я узнал его без дальних околичностей. Отвечали тем сладким голоском, который, увы! оставил в сердце моём неизгладимый след.
Говорили с минуту, не более, потом мужской голос засмеялся, как мне почудилось, с сатанинскою злобою и я почти не слыхал его более: так далеко он отошел от окна.
Другой голос оставался ближе к окну, однако не так близко, как находился сначала первый голос.
Между разговаривавшими, очевидно, не происходило ничего, что изобличало бы спор или какой-либо повод к раздражению. Чего бы не дал я, чтоб между ними была ссора, – страшная ссора – а я бы выступил в роли покровителя и защитника оскорблённой красавицы! Как на зло, насколько я мог судить по тону голосов, долетавших до меня, они могли изображать собою в эту минуту самую мирную чету на свете. Немного погодя незнакомка запела преоригинальную песенку. Нужно ли говорить, что пение явственно