Тысяча свадебных платьев. Барбара ДэвисЧитать онлайн книгу.
с регулярной частотой, в конечном итоге обрастает собственной правдой – равно как мерно капающая вода протачивает себе канавку в камне. Так же действовало и напоминание о проклятии, внушаемое, вселяемое во всех нас – и в мою Maman, и некогда в ее матушку, и в мать ее матери, – предостерегающее о несчастной судьбе тех, кто сбился с пути своего призвания. Наши сердца, дескать, должны всегда оставаться крепко запертыми, закрытыми для искушений и соблазнов, которые могут заставить нас забыть нашу истинную цель на земле – обеспечивать счастье других. Так гласит катехизис рода Руссель. Однако сердце зачастую все же требует своего, и многие женщины рода Руссель стали жертвами и собственной любви, и ее последствий.
Суеверие, скажете вы? Но я сама наблюдала доказательства, или, по крайней мере, слышала о них из первых уст. Жизель, мать моей матери, брошенная своим художником-неудачником после рождения второй дочери. Тетушка Лилу, овдовевшая, когда ее английский красавец-муж слетел с дороги в кювет в тот день, когда они вернулись после медового месяца в Греции. Maman, наконец, оставленная своим таинственным молодым возлюбленным, когда она забеременела. Ну и я, разумеется. Но об этом уже совсем отдельный разговор.
А сейчас вернемся все же к нашему Делу. Maman называла его священным, великим призванием, выгравированным глубоко в наших сердцах еще задолго до нашего рождения. И это, кстати, тоже напоминает мне сравнение с католическими святыми сестрами, хотя мы и не приносим никаких официальных клятв. Для нас обет – это наше имя. И текущая в наших жилах кровь. И наша работа – кропотливо вшиваемые в тонкий шов белого шелкового платья заклинания – тоже наш обет. Причем нам хорошо платят за нашу работу.
В Париже, где мода и громкое имя всегда идут рука об руку, мы оставались относительно неизвестными. Фамилию Руссель едва ли можно было услышать где-нибудь в высоком модном салоне, где французский бомонд потягивал шампанское, лениво угощаясь тартом «Тропезьен»[8]. Выделиться подобным образом могли такие, как Шанель, Ланвен или Пату. Однако где-то в неприметных закоулках нашего города, где женщинам с определенными умениями платят за то, чтобы они хранили секреты других женщин, моя Maman, урожденная Эсме Руссель, дочь Жизель Руссель, прослыла как La Sorcière de la Robe. Или Колдунья над платьями.
Это наименование перешло к ней, когда умерла моя grand-mère[9], и предполагалось, что впоследствии, когда Maman окончательно отложит свою иглу, этот негласный титул перейдет и ко мне. Однако чего-чего, а подобного прозвания я для себя вовсе не желала. Да, я унаследовала материнский дар владения иглой и даже намного превзошла ее дизайнерские способности, но когда доходило до заклинаний, мне было с ней не сравниться. У меня для таких вещей попросту не хватало терпения. А все потому, что мои мысли – мои грезы – витали совсем в иных сферах.
Maman изо всех сил старалась избавить меня от этих
Тарт «Тропезьен» – это французское пирожное из сахарной булочки-бриошь, разрезанной на две части и наполненной смесью двух кремов – ванильного и масляного.
Бабушка (