Афоризмы и мысли об истории. Василий КлючевскийЧитать онлайн книгу.
самого без покрытий.
Как приручалась р[усская] мысль к знанию научному, добиралась до него какими шагами:
1. Первое внимание возбуждалось житейскими плодами знания: технические удобства, ремесла, мастерства. Утилитарность, понимание пользы знания – первый шаг. Взгляд деловых людей XVII в. Как прежде ведущие писание – советники г[осу]д[а]ря, так при Петре пораб[отавшие] мастера – министры – Головин, Меншиков.
2. И з у м л е н и е пред размерами, количествами цивилизации. Первые путешественники; их сходство с паломниками. Патология.
3. Гастрономия цивилизации, вкус личного комфорта. Ученики, посланные за границу отведать культуры.
4. Знание, как средство гражданского воспитания для служения г[осу]д[ар]ству и обществу.
Татищев. Подкладка: г[осу]д[ар]ственная повинность – в гражданский долг. Сам Петр сюда же.
Параллель усвоения восточного и западного влияний.
Грубость стародумовского общества измеряется необходимостью доказывать материальную пользу добродетели.
Затруднение для р[усского] историка: только детство народа ему доступно, тогда как империя, созданная этим народом, такова, что римская orbis t[errarum][4] лишь Новороссийская губерния.
Каждое из этих отношений не ставило новых интересов подле старых, а заменяло старые новыми, не расширяло, а перестраивало миросозерцание; взгляд не становился многостороннее, а только повертывался в другую сторону. Но на новые предметы человек смотрел прежними глазами, на новые задачи, мысли и чувства переносились прежние приемы мышления и чувствования. Вступив в новый мир, он также не изучал его строения и склада, принимал его за свой готовый исконный и вечный образец; только набожное благоговение перед старым заменялось неврастеническим изумлением, и, как прежде, попав в Иерусалим или на Афон, среди святынь и образцов подвижничества, он воскликнул: «Вот все, что нужно человеку для спасения», так и теперь, окруженный дивами амстердамской кунсткамеры или соблазнами парижского ресторана, он готов б[ыл] воскликнуть: «Вот все, что нужно человеку (для счастья)».
Точно у них только отцы и нет матерей, которые дают чувство деликатности, гуманности, хотя они не спускают с языка это слово, понимая его, как попугай свои слова: попка – дурак. Они гнушаются родины, давшей им последние гроши, здоровье и здравый смысл, как гнушается выскочка своей серой матери, оставшейся в деревне со своими морщинами и со своей материнской беззаветной любовью. Они потеряли смысл собственного существования и ищут его среди чужих людей, служа для них предметом смеха или благотворительного сострадания (своим черствым хлебом она воспитала в сыне здравый рассудок, который он растратил на бисквиты европ[ейской] мысли).
Обряды – ячейки сота, которые каждый облеплял своими чувствами.
Нравственно-религ[иозное] чувство всегда конкретно, оседло – любит место, лицо, известн[ый] момент, обстановку. Но оно не умеет б[ыть] одиноким, любит общение. Как пчела, каплю меда, собранную кой-где, несет в свою ячейку. Опираясь на всех, на Церковь, каждый эгоистически вырабатывал
подвластные Риму области (