Как я изменил свою жизнь к лучшему. Дарья ДонцоваЧитать онлайн книгу.
что в мозгу что-нибудь перемкнет, и все, станешь посмешищем. Львы Толстые и Солженицыны на каждом шагу не встречаются. Да и на их счет есть разные мнения…
Нет, лучше путаться, чем учить.
Лучше так.
Призрак хлеба и воды не заключил семью в холодные липкие объятия – подвернулась халтурка, принесшая приличную сумму, затем зажурчали тонюсенькие, но спасительные денежные ручейки.
И все же часто я вспоминал о том упущенном шансе, слышал голос Игоря Алексеевича: «Я готов платить сто тысяч долларов», – и меня скребло нечто вроде раскаяния.
– Нет, не надо раскаиваться, – убеждал я себя. – Правильно отказался. Правильно, что ему нахамил! Это было искушение. Нас, таких, часто искушают.
И гордо приподнимал подбородок.
А где-то за спиной шелестело: «Точно ли – искушение? Или ты просто дурак?»
Признаться, я до сих пор не отделался от этого шелеста.
Маленькая смерть
Семен Злотников, драматург, режиссер, киносценарист, прозаик
Ни сном ни духом не помышлял о судьбе литератора. Но в детстве однажды проиграл товарищу спор, элементарно не сумев написать четырех строчек в рифму. С тех пор, уже в споре с собой, он сочинял стихи, пьесы, романы. Бывало и легко, и трудно, и невыносимо. Но было – счастливо! Вот оно как получилось: проиграл спор, а выиграл Жизнь!
Как-то так отчего-то сошлось, что почти в одно время я похоронил отца, потерял собаку, поссорился с другом и ушел от жены.
Вдобавок в одном из арбатских дворов мне разули колеса, взломали машину, забрали одежду, какую имел, старый портфель с документами: паспорт, военный билет, водительские права, сберкнижку, членский билет Союза писателей СССР, дневники, подборку юношеских стихов, письма любимых друзей и женщин, хранимые мной пуще зеницы ока… плюс черновик неоконченной пьесы: «Уходил старик от старухи».
Удары судьбы, скажем так, пришлись мне под дых, ниже пояса и против ожидания.
Это походило на маленькую смерть.
Как сказал бы мой старый армейский товарищ Андрюша Ширяев: «Судьба спустила штанишки и отшлепала!»
Переходя с армейского языка на арамейский: пять тощих лет сменили пять тучных…
Пропажу болгарской дубленки, венгерских джинсов и монгольского пуленепробиваемого кожаного пиджака я пережил много легче потери писем, стихов, дневников: все же в них была моя жизнь – какая-никакая…
Я и прежде, случалось, без слез расставался с домами, машинами и прочими зримыми аксессуарами благополучия. Уходил налегке в никуда, гордо демонстрируя торжество высокого духа над косной материей.
Вообще, вероятно, в гордости что-то есть еще, кроме глупости и неудобств…
Возможной причиной моей непрактичности были удачные роды (мы с мамой долго не мучились, с ее слов!), а также трудное послевоенное детство, аскетические пятидесятые и блаженные шестидесятые.
Время великих надежд и иллюзий.
Песен, стихов и влюбленностей. Полного пренебрежения ко всему материальному. Демонстративного презрения к мещанскому уюту и благополучию. К роскоши,