Звезда на ладони. Ирина РакшаЧитать онлайн книгу.
звучит у пола совместный шёпот – детский и старческий, – как и мы прощаем должникам нашим…
Что «до́лги» – это грехи, бабушка мне не сказала, и я долго думала: как это справедливо Христос призывает взаимно прощать друг другу долги. То есть долги соседям списывать начисто. Поскольку мы с мамой вечно были в долгах, да и сами одалживали рубли – «до получки».
Потом мы с усердием завершаем евангельскую молитву:
– …И не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого.
Однако бабушка читает молитвы ещё и ещё, а я наизусть ничего больше не помню и неподвижно жду, когда она наконец смолкнет и можно будет подняться с острых коленок. Я почему-то совершенно уверена, что Господь меня услышал и в результате всё устроит отлично. Долгов у нас не будет, а будет хлеб, мармелад, жир-лярд или даже постное масло и чай. Вернётся с фронта папа – это уже как фантастика. А ещё – привезут машину дров, и мы втроём будем таскать в сарай ароматные сосновые чурки. Ну а «лукавый»… Какой ещё там лукавый? Он тогда совсем не был страшен. И жизнь впереди казалась мне светлой и бесконечной.
Порой после молитвы, поднимаясь со вздохом, бабушка говорила:
– Запомни, детка, ничего более мудрого, чем десять Заповедей, которые дал Творец, человечество не придумало. – Распахнув кочергой дверцу печки, она подкидывала в огонь дрова, и отсветы пламени оживляли её доброе курносое лицо, живые глаза. – Не убий, не укради, не сотвори себе кумиров. На чужое не зарься, чти отца и матерь свою, – говорила она как молитву. – Не изменяй, не лги… Кажется, куда уж проще, правда?
Я кивала:
– Правда.
– А он вот и есть самый сложный для исполнения. Закон Божий. От него все и пляшут, все из него и черпают. И нарушают.
Помню её седую, совершенно белую, как одуванчик, голову в круге света от настольного зелёного абажура.
– Ты глазки-то закрой и дремли, дремли. А я буду читать. На чём мы прошлый раз-то остановились?.. «В селении Вифания, неподалёку от Иерусалима, жил Лазарь и с ним две сестры его: Марфа и Мария. Иисус Христос любил это благочестивое семейство и нередко навещал его…»
Лёжа под одеялом на своём сундучке у двери, я с замиранием сердца слушала библейские притчи, которые были интереснее любых сказок, крокодилов и мой-до-дыров. И только мне, малолетней, было тогда непонятно – почему всё это надо скрывать, держать в страшной тайне? Почему-то прятать в шкафу, за книгами Ленина-Сталина. И иконку, и Евангелие, особенно когда в дверь кто-то стучал. Почему нельзя даже заикнуться об этом в школе? Почему уволили с Гознака нашу соседку по коридору, одинокую Аню Разумову, линотипистку, когда нашли у неё три иконы под потолком, в углу? Хоть она и скрывала их беленькой занавеской. Но, видно, кто-то донёс. Безответных вопросов было так много, что их даже не стоило задавать. И я засыпала под ровный бабушкин голос, и меня сразу обступали на берегу какого-то неизвестного Иордана, а порой в библейской пустыне, мужи и жёны, святые и грешники. Птицы и звери, львы и агнцы – которых я так любила. И мне, ребёнку, неведомо было тогда, что Библия – это море, которое нельзя до дна испить, вычерпать, переплыть. А можно только плыть и плыть к чудо-сказке, к далёкому берегу.
И я слышу над собой