Куклолов. Дарина Александровна СтрельченкоЧитать онлайн книгу.
Кукол и тех не забрал. Наталья сказала, он их оставил в сейфе в каком-то банке; в письме он указал все реквизиты, умолял спрятать кукол понадёжней. Не знаю, что может быть надёжней банковского сейфа. Но, может, я заберу их оттуда, когда разгребусь немного.
Автобус подпрыгнул на повороте, в стекло плюхнуло пригоршней дождя, на коленях подскочила сумка от коньков. Вместо коньков там лежала одежда, не до коньков было. Лыжи тоже пришлось оставить, и ролики, и кучу другого барахла… Я убегал из дома, как батя, схватив самое дорогое и что под руку попало. Тряпьё, ноутбук, зарядки, какие-то мамины украшения. Очень бестолково собрался, это я уже сейчас понимал. Все вещи, какие остались в квартире, запер в кладовку. Посуду, кроме сковороды, не взял – на что мне посуда. Мелочёвку всякую в ванной тоже оставил. Только билеты из-за зеркала вытащил, сунул в конверт к отцовскому письму.
…Наталья договорилась с комендантом общаги, и за тысячу в месяц мне выделили отдельную комнату – несмотря на то, что к инженерному институту, за которым была закреплена общага, я не имел никакого отношения. Комендантша, крашеная тетёха в синем фартуке, разулыбалась мне, дала заляпанный пропуск с мутной фотографией и велела с охранниками и жильцами особо не болтать. Так и сказала – с жильцами. Не со студентами. Выходит, тут, кроме меня, и другие нестуденты имеются.
– Ладно, ладно. Ладно.
Говорил я, видимо, сам себе, сам с собой. Сам себя уговаривал: ладно. Прорвёмся.
Помещение мне выделили на втором этаже с краю – пока шёл, с любопытством заглянул и в кухню, и в холл. Я никогда не бывал в общагах, слышал только, как батя рассказывал про свою учёбу. Мама – местная, из Крапивинска, всё студенчество она прожила дома, а вот отец приехал из Ситцева и, пока учился, сменил не одну общагу.
Но даже на первый взгляд это общежитие показалась мне куда колоритней его рассказов. Приземистое четырёхэтажное здание, безликие окна, мрачный вход. На первом этаже – бирюк-охранник, пустота и Сайлент Хилл. На втором – ещё от лестницы запах горячей пиццы, грязного белья и свежей краски. Несколько ламп в длинном коридоре перегорели, и в полумраке я споткнулся о железяку. Полетел, выставив ладони, и приземлился на панцирную кроватную сетку. Когда сверху пришмякнулся тяжёлый рюкзак, сетка жалобно заскрипела. Дверь напротив открылась, и в освещённом проёме показалась лохматая девушка в длинных штанах. Сердито велела:
– Хорош шуметь, люди спят!
Люди, видимо, действительно спали: кроме этой девушки на всём этаже я не встретил больше ни души. А может, все были на парах. Часы показывали начало второго, но за окнами висела плотная войлочная мгла, по-прежнему шёл дождь, и казалось, что на дворе девять вечера. Я навалился на крайнюю дверь коридора; хрупнув, повернулся ключ, и я оказался в своём новом доме – узком и длинном, как советский пенал. Всё ещё стоя на пороге, я зашарил по стене в поисках выключателя. Внутри стояла жуткая духота; я двинулся к окну и шагал, шагал, минуя тумбочку, шкаф, стол, кровать, а комната всё не кончалась. Я шёл, как в