Природа советской власти. Экологическая история Арктики. Энди БруноЧитать онлайн книгу.
Брейн и Брайен Бонхомм исследовали историю лесов в период между революцией и смертью Сталина. Работы Бонхомма показывают конфликт между крестьянами и лесниками, возникавший при организации охраны лесных массивов, в то время как Брейн в своей книге предлагает новую амбициозную интерпретацию сталинской лесной политики как не чуждой экологической направленности41. Исчезновение кольских лесов в период Первой мировой войны и революции и далее в годы форсированной индустриализации – один из конкретных примеров общегосударственных процессов, описанных этими авторами. В то же время практики взаимодействия с окружающей средой у мигрирующего населения Севера отличались от практик жизни крестьян внутренних лесных районов. Существовавшие ранее модели землепользования на Кольском полуострове лишь в незначительной степени повлияли на то, как эти переселенцы восприняли промышленное развитие. И хотя это исследование поддерживает выводы Брейна о том, что в трагический период сталинизма отношение к природе было более целостным, чем это часто предполагается, оно не рассматривает «сталинский энвайронментализм» как полезную категорию для осмысления появившихся в это время менее антагонистических, чем в более ранний период, идей и политики в области окружающей среды. Для Брейна тот факт, что идеи о сохранении экологической целостности нашли свое отражение в решениях о том, как обращаться с советским лесом, свидетельствует о наличии уникальной распространяемой сверху вниз формы энвайронментализма. Напротив, я думаю, что лучше было бы избегать ретроспективного использования термина «энвайронментализм» при обсуждении более раннего исторического периода. Я также показываю, что именно из‐за придания особого значения стремлению к гармонии с природой сталинисты часто не могли признать подлинные противоречия между требованиями промышленности и потребностями охраны природы.
От первоначального фокуса на экологических проблемах и охране природы в настоящее время исследователи переходят к использованию все более разнообразных и включающих разные темы подходов42. Я отношу себя к тем исследователям, которые изучают развитие науки, национальных идентичностей, историю катастроф, животных, климата, сельского хозяйства и воды в контексте экологической истории. Некоторые исследователи показывают, как концепции, связанные с окружающей средой – такие как вечная мерзлота, физическая география и потепление Арктики, – развивались как отчетливо российские, и подчеркивают при этом, что международный обмен знаниями влиял на советскую науку в большей степени, чем это часто признается43. Другие, в свою очередь, обращаются к изучению различных катастроф – засухи, оползней, лавин и радиационного излучения, – с тем чтобы лучше понимать советский опыт взаимодействия с природными бедствиями, исследуя его в сравнительном контексте44. Исторически мыслящие представители социальных наук показывают,
Этот краткий историографический обзор не охватывает все работы и не включает исследования, посвященные досоветской эпохе. См. также работы в специальном выпуске The Soviet and Post-Soviet Review. 2013. Vol. 40. № 2 (Ed. by L. Coumel, M. Elie); The Slavonic and East European Review. 2015. Vol. 93. № 1 (Ed. by J. Oldfield, J. Lajus, D. J. B. Shaw). Также см. мой обзор историографии экологической истории России в: