Жизнь как притча. Борис АлексеевЧитать онлайн книгу.
новогоднего подарка и доволен! – отозвалась Лея Тальберговна, радуясь перемене в настроении мужа.
Профессор посмотрел на жену.
– Что?
Лея собралась было ответить, но смолчала, понимая, что Абрам не слышит её.
«Не может быть! – думал Пухловский. – Они сошли с ума там, где я пытался научить их миролюбию. “История и виды сосуществования людей друг с другом” – моя лучшая лекция! Что может быть либеральнее этой “сугубо исторической” темы? Выходит, не такая уж она либеральная, – брови профессора поползли вверх, – и вовсе не историческая! Они это поняли, поняли по-своему, по-мальчишески, нутром. Да-да, именно нутром, ведь у них нет опыта разумного согласия. А я, старый дурак, не понял…»
– Абраша, ну сколько можно не пить чай, ты же разобьёшь стекло! – забеспокоилась Лея Тальберговна, желая отвлечь мужа от тяжких раздумий.
– Понимаешь, Лея, я, профессор с сорокалетним стажем педагогической работы, оказался перед этими недоучками сущим двоечником! Не смог ответить ни на один их вопрос! Нет, конечно, я что-то говорил, пытался их убедить, но они не слышали меня…
– Наверное, вы говорили на разных языках, – вставила Лея Тальберговна.
– Вот именно! Я вдруг почувствовал перед ними собственную слабость. Не то чтобы струсил, пойми меня правильно, скорее, ощутил их эволюционное преимущество передо мной, уже состоявшимся. У них всё впереди, им ничего не стоит обогнать меня, ведь я уже остановился, а они только начинают своё движение. Они похожи на огромного несмышлёного ребёнка с ядерным чемоданчиком в руках. В «Солярисе» было что-то подобное. Когда я понял это, мне стало страшно. Не за себя и даже не за нас с тобой – за них! Природа окрылила их слишком рано, они ещё так несносны. Милостивый Яхве, зачем я нажал эту треклятую кнопку!
– Какую кнопку? – Лея отставила чайник и присела напротив мужа.
– Леюшка, не спрашивай, не женское это дело.
– Нет, скажи!
– Ну, есть такие красные кнопки. Отродясь в университете подобной пакости не было, а тут пару месяцев назад ректор распорядился везде их понаставить. Говорят, в Минусинске зэки сбежали. Вот и понаставили…
Конфликт разрастался. Через пару минут добрая половина курса тусила возле кафедры, а в метре от стихийно возникшего студенческого митинга стоял бледный как полотно Пухловский.
Его полуобморочное состояние заметил какой-то студент. Он вытянул руку с оттопыренным указательным пальцем и театрально прицелился:
– Пух, пух, пух! Вы убиты, господин Пухловск…
Парень не договорил. Рослый блондин оттолкнул его в сторону и гаркнул, перекрикивая децибелы товарищей:
– Абрам Давидович, простите нас, мы…
Но тотчас сам потерял равновесие. Ухарем, оттолкнувшим рослого товарища, оказался тот самый рыжий парень, запутавший профессора рассуждением про государство и скотный двор. Опрокинув блондина, он вскочил на стул, подставленный чьей-то услужливой рукой, и понёс над толпой, визжа, как дикая кошка:
– Что! Что мне