Долгая жизнь камикадзе. Марина ТарасоваЧитать онлайн книгу.
и задрожал всем телом; обернулся, звон издавал зубчатый, раскидистый папоротник, а он-то хотел в прошлый раз собрать и замариновать его побеги, любимое лакомство японцев. Нет, он не станет этого делать! В мелодичном, быстро смолкнувшем звоне он почувствовал знак, сигнал, освобождение, что он в конце концов разобьет огромную стеклянную колбу, накрывшую, заточившую его.
Однажды Юсио приснился ни с чем не сопоставимый сон. До сих пор ему снились путаные, как клубок отсыревшей пряжи, обрывочные сны, которые он не смог бы наутро вспомнить, а этот длинный отчетливый сон походил на картину, вытканную на ковре ручной работы, ожившую под пальцами искусной мастерицы. Ему снился большой город, словно явившийся из сказки, с зубчатыми кирпичными стенами, старинными башнями, украшенными малиновыми звездами – из драгоценных камней. «Москва! – догадался Юсио, – столица врага», он видел Москву в кинохронике. Ему приходилось слышать русскую речь, он даже различал отдельные слова. Во сне его взгляд неожиданно скользнул с парадной площади с монгольской усыпальницей в центре – в каморку обшарпанного двухэтажного дома, в пристанище, в берлогу одинокого старика с красными слезящимися глазами. Юсио вторгся, побывал в его снах, сродни необыкновенным путешествиям, увидел старика, стоящего за белыми стенами древнего русского города, недалеко от плахи, где мордастый палач большим тесаком рубил головы. Залитый кровью эшафот, зрелище древней русской казни, вызвало в нем дрожь. Разве это зверство можно сравнить с благородством харакири, совершаемым человеком наедине со своей кармой? Может быть, Юсио увидел этот странный сон потому, что сам жил в сдвинутом, свистящем, как снаряды, неподвластном ему времени?
Как-то Юсио взглянул в осколок зеркала и отшатнулся: как преобразился он, почти двадцатилетний, по сравнению с фотографией на военном билете! Куда делись худоба щек, торчащие скулы, юношеская шея? На него смотрело широкое лицо мужчины средних лет, с горестным взглядом потухших глаз, с первой сединой, пробивавшейся в темных волосах… Воистину время куражилось над ним!
На самом деле он никогда далеко не отходил от своей неизвестно от кого доставшейся ему хижины, но вот что никак не поддавалось объяснению: каждый раз открывающийся перед ним ландшафт был иным, чем в прошлый раз. Только похожая на большого ужа речушка, из которой Юсио брал воду и в которой мылся, оставалась на месте. Высокий кустарник, цеплявшийся за его выгоревшую гимнастерку, за шерсть пса, расступался перед ним, то образуя маленькую травянистую поляну, то вдруг перемежался коренастыми деревьями с разлапистыми листьями, их шеренги устремлялись неизвестно куда, казалось, лес ходил ходуном, исполняя старинный ритуальный танец. Юсио неизменно брала оторопь, но он уже перестал, устал удивляться всей этой невидалью окружавшего его непонятного мира, частицей которого потихоньку становился.
В это неприметное утро, белесое от морской соли и словно спешащее навстречу ночи, надвигавшейся после полудня