Вопреки всему. Валерий ПоволяевЧитать онлайн книгу.
на заводской лад станком и имел на это право, да и слово «станок» было хорошее. – Начинай!
– Ты старший, Палыч, ты и начинай. Так положено.
Засунув руку в ранец, Куликов вслепую пошарил в нем пальцами и достал квадратную коробку с нарисованным на ней быком. Про шпроты он уже забыл. Морда у быка была добродушная, с прищуренными глазками хитрована, решившего сыграть в какую-нибудь картежную игру с сильными мира сего и завладеть их кошельками; рядом с мордой быка красовалась добродушная мордашка розовой, хорошо вымытой (явно с мылом) хрюшки, глядевшей на едока томно и призывно, – значит, в коробке были либо колбаски, либо сосиски, смесь говядины со свининой, либо…
В общем, еда такая Куликову подходила, все мясное он любил, хотя подобное блюдо попадалось ему нечасто – за все время войны раз восемь, не больше…
Из-за голенища сапога он вытащил нож, привезенный в сорок втором году с гражданки, из деревни, – отбитый вручную на наковальне, обработанный на точильном круге и закаленный в районной кузнице на ремонтно-тракторной базе, – нож этот был даже попрочнее некоторых немецких армейских ножей, да и в руке лежал лучше.
Коваль, командовавший кузницей в районе, – дядя Бородай, заросший густым седым волосом настолько, что видны были только глаза, да в глубоком провале рта – два крепких, опасно крупных зуба, знал некие секреты закалки железа и никому не выдавал их.
Никто не ведал: Бородай – это имя или фамилия коваля, откуда этот мастер взялся и где его родина? Дядя Бородай появился в районе в период коллективизации, когда люди выли от обид, от того, что оказались по «самое то самое», почти по коленки в нищете, хотя раньше имели и коров, и коней, и поросят с курами… Но после коллективизации у них осталось всего по паре кур на нос и все.
Вот и запрягай этих кур, крестьянин, в оглобли, накидывай на них хомут и ставь в борозду, чтобы вспахать собственное поле.
Да и плуг, тот тоже отдан в общественное пользование, его надо теперь брать в колхозе, так же соответственно и разживаться семенами… Вспомнил Куликов деревню свою, вспомнил райцентр и дядю Бородая, вздохнул – завидовал самому себе, тому Ваське Куликову, который остался там, в прошлом…
Коваль просверлил ему в рукоятке ножа два отверстия, потом добавил третье, чтобы можно было просунуть в них заклепки, спросил:
– Ручку сам изладить сумеешь? Или помочь?
– Сумею, – уверенно отозвался Куликов, он уже прикидывал, какая будет у ножа ручка, из какого материала…
Красивые, конечно, бывают ручки у финок, которые делают зэки в лагерях, за проволокой, набирают из цветного плексиглаза, потом обтачивают на станке – получается диво, которое только с радугой и можно сравнить, но плексиглаза, да тем более цветного, он не достанет… Нет в деревне Башево таких возможностей, а вот дерево – скажем, дубовый чурбачок или пара ореховых дощечек – это очень даже может быть.
– Тогда дуй, – сказал ему районный коваль, – чего задумался?
А Куликов и верно