Росяной хлебушек. Владислав ПоповЧитать онлайн книгу.
и в капельках молока. Такие же капельки у одуванчика бывают, когда сорвёшь.
«Почему у волнух такие капельки белые?» – спрашиваю я.
«Это значит, гриб съедобный», – поясняет бабушка.
Корзинки уже полные, тяжёлые, руки оттягивают.
«Своя ноша не тянет! – вздыхает она. – Пойдём домой блины жарить!»
С полной корзиночкой не побегаешь, тащишь её, а она скрипит-поскрипывает, и бабушкина тоже – скрип-скрип! Мы идём о стену леса, хорошо идти, хоть и тяжело, вязель тянется, но я терплю: своя ноша не тянет! Впервые столько грибов набрал!
Вот и ворота в деревню. Открыть и закрыть, плотно, по-хорошему. Вот уж дом тёти Августы виден, а рядом наш, высокий, с пряслами. Дома, гордый, довольный, плюхаюсь на деревянный диванчик: увидит мама грибы, то-то удивится!
С полей мы приносим васильки и ставим в банку на подоконник. Через неделю они отцветают, и их сухие корзиночки потрескивают и семенами сорят. Семена маленькие, треугольные, со щетиночкой. Я их собираю в ладошку и на двор отношу, на ветер: пускай и у нас васильки цветут подоконные…
Назавтра солнышко поднимается над Поленнихой всё выше и выше, бледное, молчаливое. Я сижу на лавочке и бабушку жду. Соседский пёс Дунай через поле ко мне приходит, тощий, жёлтый, башка костяная, как у волка, тычется сопливым носом, хвост-полено весь в череде. Бабушка подходит, кормит с руки Дуная, и он провожает нас до околицы.
Как пусто кругом, темно. Солнышка нет, спряталось, и ручей теперь скучный, серенький. За Берёзой все поля распахали, лежат теперь тихие, молчаливые, как и солнышко утреннее.
У рощицы – ёлочка на боку! Плугом вывернуло, но не сломало. Бабушка расстроилась, заворчала, и стали мы ёлочку поднимать. Подняли и вокруг землицы насыпали – живи! И помню, как мы идём мимо, так и остановимся: дашь ли нам грибков?
«Пойди проверь, – говорит бабушка, – а как найдёшь, ей спасибо скажешь!»
Я по рощице пробегу – она маленькая, с пятачок, – и всякий раз найду то рыжик-еловичок, то волнушечку, то подосиновик, и тороплюсь к бабушке:
«Нашёл, ёлочка грибки показала!»
«Вот видишь, ёлочка добром нам платит!»
Здесь, между полей, – полосочка, лесочек берёзовый, и беляночек – как насыпано!
«Гриб-грибочек, покажись, дружочек!» – шепчет бабушка и траву ворошит.
И я за ней подтягиваю: «Покажись разочек!»
Вот он, вот он, красная маковка, сквозь землю прошёл, красную шапочку нашёл!
За Гарью, в сырой облетевшей чаще, мы наткнулись на грузди, огромные, как суповые тарелки. Одни прятались в зелёных подушках моха, другие – среди травы. Я подрезал их перочинным ножичком, и они, холодные, зернистые, так и морозили мои пальцы. В каждом грузде было озёрко студёной воды. Я сливал прозрачную воду и прятал груздь в корзинку. Уж грузди кончились, а я всё бродил вокруг да около, рвал нитяные паутины, и губы мои саднило от горькой грибной воды, и на сердце было грустно и радостно, и не знал я, чего больше у меня, грусти или радости.
Домой идём, справа поле, слева поле, посередине – дорога длинная,