Двоевластие. Роман о временах царя Михаила Федоровича. Андрей ЗаринЧитать онлайн книгу.
вышел, неся на руках сына, и, вскочив на коня, поскакал на двор Шереметева.
На его счастье, Федор Иванович еще не выехал из дома.
– Радуйся, боярин! – закричал князь, подымая своего сына. – Вызволил!
– Радуйся, князь! Господь с тобою!
– И с тобою!
Они поцеловались.
– Чай, изморился князек-то! – ласково сказал Шереметев.
– И нет! Он у немчинов жил; они его добро кормили. Разве вот оскоромили… ну, да младенец!
– У немчинов! Неужели они детей крадут?
– Не то, слышь, какая притча-то! – и князь рассказал, как был скраден Миша, а затем спасен Эхе.
– Того Федьку беспременно буду просить в приказ взять, потому тут корни чьи-то, – сказал в заключение Теряев.
– Не без этого, – согласился с ним Шереметев.
– Так и смекаю, а до того еще зарок дал. Помоги советом, – и князь рассказал про немца и его горе.
Шереметев покачал головою и произнес:
– Трудное дело, князь! – сказал он. – Тут ведь без тебя за пять дней у нас всего понаделалось.
– Да ведь я слово дал.
– Слово дал, держись! Только не иначе, как самому царю-батюшке челом бить надо.
– Ну, и ударю! Разве мало у меня заслуг пред царем? – сказал князь вставая. – Допрежь всего к боярину Нащокину поеду, чтобы он с дыбой повременил, а там и к царю.
– Ну, ин быть по-твоему! – ответил Шереметев. – А мальчонку в вотчину пошлешь?
– Хотел бы мать порадовать, да боюсь одного пускать опять на бабий дозор. Нет, пусть со мною погостит!
– И то ладно! Ну, я со двора!
– Да и я тоже!
Князь ласково простился с сыном и, поручив его Антону, поехал исполнять свое княжье слово, данное честным немчинам.
В грязном углу Китай-города, на Варварском кресте, под горою, обнесенные высоким тыном, стояли тюрьма и подле нее разбойный приказ со всеми нужными пристройками: караульной избой, жилищем заплечных мастеров и страшным застенком. В народе звали это страшное место почему-то Зачатьевским монастырем. Сюда-то и приехал князь прежде всего.
Соскочив с коня у ворот, он отдал повод часовому стрельцу и хотел войти в низкую калитку, как вдруг его заставил оглянуться страшный стон. Теряев поглядел направо от себя и вздрогнул. Из земли торчала женская голова с лицом, искаженным ужасом, и испускала нечеловеческие стоны; в пяти-шести шагах от нее торчала такая же голова, принадлежавшая уже трупу.
– Нишкни! – равнодушно прикрикнул на голову стрелец.
Князь отвернулся и быстро вошел в калитку. Он знал, что это казнится жена-отравительница, знал, что иной казни и нет для такой злодейки, и в то же время не мог побороть охватившее его сострадание.
А. М. Васнецов. На крестце в Китай-городе. 1922
Большой грязный двор с лужами не то грязи, не то крови, с тяжким смрадом гнилых ям, где томились узники, горелого мяса и разлагающейся крови, производил тяжелое впечатление страха и мерзости. Кругом валялись орудия казней и пыток и, к довершению всего, из дыр, закрытых