Леший в погонах. Александр ТамониковЧитать онлайн книгу.
Золотишко!
– Золото? – удивился Шелестов и даже поставил чашку с чаем на стол. – Откуда?
– Часы, кольца, серьги. Думаю, что это изымалось гестаповцами у арестованных людей. Это еще одна причина, почему Бадула больше боится немцев, чем наших. Наверняка кто-то в гестапо на это золото рассчитывал. Может быть, даже сам Альбрехт.
– Ясно, – усмехнулся Шелестов. – Значит, решил себе обеспечить безбедную старость. Так сказать, по линии гестаповского профсоюза! Сволочь!
– Да уж! – поморщился Коган. – Таких к стенке ставить, а этот успел вывернуться, шею себе свернуть. Посмотрел бы я на него во время следствия и перед расстрелом. Ладно, Максим Андреевич, есть одна зацепочка, но, чтобы ее разматывать, нужно по Смершу всего фронта циркуляр писать за подписью Платова, не ниже.
– Что за зацепка?
– Служебная машина Альбрехта. Та, на которой он уезжал с женой, детьми и самыми ценными документами. Машина, хорошо известная партизанам и подпольщикам. Сколько раз пытались устроить покушение, подкарауливали ее на улицах и за городом. Черный «Мерседес» с номером КН140093.
– Да, я составлю рапорт и отправлю в Москву, – оживился Шелестов. – Надо поискать, узнать, не появлялась ли где эта машина… Кстати, утром приедет Буторин. У него есть сведения, что Бадула, как представитель подполья, появлялся в партизанском отряде Гуранова.
– Гуранова? Это того самого, который выдавал себя за активного командира боевого отряда? Любопытно! И что он там делал?
– Неизвестно. Петро Бадула пробыл в отряде всего несколько дней. А когда началось наше активное наступление, отряд стал выходить навстречу своим, тут Бадула и исчез. Ну ничего, есть у нас и еще один интересный адресочек.
Глава 3
Убедить кого-то, что ты есть тот, за кого себя выдаешь, можно лишь одним способом – почувствовать себя этим человеком, почувствовать самому. Да, важен язык, осанка, мимика, жестикуляция, выражения, которыми ты пользуешься. Но все это можно скопировать, а достоверной копия станет тогда, когда ты почувствуешь себя нужным человеком. И Сосновский, усевшись на пенек и прислонившись спиной к стволу березы, прикрыл глаза. Он вспоминал Берлин. Что должен был вспоминать немецкий офицер из хорошей семьи, с хорошим воспитанием, чувствующий себя истинным арийцем и боготворящим рейх и Берлин. Да, он должен был вырасти в той кайзеровской Германии.
И Сосновский представил себя – нет, не представил, а ощутил – молодым немецким офицером, который выходит из такси на Потсдамской площади. Прямой, холеный, самодовольный. Он идет вдоль торговых рядов мимо кафе, в стороне звенят трамваи, гражданские вежливо расступаются, а жандарм на углу подносит пальцы к своему шлему, приветствуя офицера вермахта. «Что я еще должен вспомнить и чем гордиться? – думал Сосновский. – Колонной Победы перед зданием рейхстага! Величественной, со скульптурой крылатой богини на самой вершине. Сначала в монументе было три секции, символизирующих победы