Запретная любовь. Халит Зия УшаклыгильЧитать онлайн книгу.
беспокоило мадемуазель Де Куртон. Она не могла заставить Нихаль полчаса аккуратно заниматься правописанием или играть на фортепиано; уроки постоянно прерывались и состояли из обрывков. Неведомым образом Нихаль усваивала такие постоянно прерывавшиеся уроки.
Если Нихаль не успокаивали истерика и пролитые слёзы, раздражительность продолжалась несколько дней. После слёз, конвульсий и топания ногами её лицо успокаивалось от усталости, будто она много спала, словно приступ утомил и заставил отдохнуть. Слёзы, проливаемые через неопределённые промежутки времени по неожиданным причинам, были следствием излишней хрупкости души и обязательно требовали выхода. Затем начинался период безумной радости; широкие холлы и большой сад особняка тонули в шуме бесконечных прогулок с Бюлентом, Джемиле и Беширом.
Мадемуазель Де Куртон боялась, как бы худое, тонкое тело Нихаль не сломалось среди этих крайностей, как тонкая, нежная, непрочная ветка, случайно попавшая в точку соприкосновения разных ветров.
Они подолгу обменивались мнениями с Аднан Беем, обдумывали разные способы, как можно уравновесить темперамент ребёнка, смягчив, насколько возможно, эти крайности! Но нервная суета постоянно бунтовала против задуманных мер.
Трудности наблюдались особенно в руководстве отношениями с Бюлентом. Нихаль хлопала в ладоши и с радостью принимала известие о том, что из живота матери извлекут младенца, но после его рождения внезапно произошло изменение. Она придумывала всевозможные капризы, чтобы не уходить от матери, привычно приходя к ней один-два раза в день, не оставлять другим возможность заниматься новорождённым, забираться в кровать матери и всё время целовать Бюлента. Пока ребёнок неделю оставался в комнате матери, казалось, что Нихаль сошла с ума от ревности. Когда ребёнка пришлось забрать от больной и поместить в один из уголков особняка, к Шакире Ханым, стало ясно, что Нихаль забыла про Бюлента. Ребёнка приносили матери редко и тайком, Бюлента редко видели в особняке.
Позже ребёнка забрали от Шакире Ханым и спросили у Нихаль, можно ли передать его мадемуазель Де Куртон. Ей сказали: «Мы отдадим тебе Бюлента, будешь его воспитывать, укладывать спать, одевать, теперь он будет твоим.» Казалось, что Нихаль попалась на эту уловку. Она с безумной радостью согласилась с тем, что ей отдадут Бюлента и что Бюлент принадлежит Нихаль, только Нихаль и никому другому.
В ревности Нихаль не было коварства, которое почти у всех детей смешано с ревностью; она не кусала тайком ребёнка за палец и не щипала его тихонько за руку. В её ревности было что-то иное. Она оберегала Бюлента ото всех, а не всех от него и хотела быть к нему ближе всех, поместив себя между ним и другими.
В доме установился обычай (всё началось с шутки, постепенно стало правилом и приобрело силу обычая): когда что-то происходило с Бюлентом, обращались к Нихаль, через неё делали предостережения Бюленту и даже грозили ему.
Потеряв мать, Нихаль по неразличимому велению сердца ещё больше