Не воротишься. Надежда ЛарионоваЧитать онлайн книгу.
Просящая. И лепечет едва слышно:
– Мамочка, ты верни меня… Ма-а-а…
Смрадный ветер от Кособочки холодит намокшие щеки.
– Ты найди мне девочку, приведи, я в ней жить стану. Ма-а-а…
Александра Федоровна протягивает руки, и щупальца обвиваются вокруг них. И сжимают осторожно. Ласково.
– Мамочка, ты верни меня, и она больше никого не будет забирать. Упадет мертвой и мертвой останется. Только мы с тобой будем жить. Жить по-старому.
Александра Федоровна смаргивает слезы. Кладет руку на грудь, ощупывает вощеный шнурок, на котором висит крестик. И срывает его.
– Жить по-старому. По-старому, – говорит Александра Федоровна. Чувствует – на губах солоно.
И идет от вокзала прочь. Девочку искать.
Март 1990
Чаюри[1]
Голуби урчат на карнизе, по-павлиньи распушив хвосты. Самолет ведет меловую линию по синему весеннему небу. Под линией золотой купол светится, будто солнце. Даже смотреть больно. Мария переводит взгляд на руки, сложенные на парте. Теплая солнечная река льется на руки, на раскрытую книгу, на пенал с блестящими звездочками значков.
– Михай, начинай со слов «Mon cher Boris».
Мария оборачивается. Графиня сидит на своем обычном месте, не за столом, как другие учителя, а наоборот, в конце класса, у пестрых книжных стеллажей и огромной многолапой монстеры.
– Михай, не задерживай нас. Страница 54.
– Mon cher Boris, – сказала мать, выпрастывая руку из-под старого салопа и робким и ласковым движением кладя ее на руку сына, – будь ласков, будь внимателен, – читает Мария, старательно проговаривая странные, нездешние слова, слова из другого века, из другой жизни, которая, интересно, могла ли быть у нее, родись она двести лет назад?
Мария представляет себя, сидящей в изящном будуаре, кудельки накручены на шелковые ленты, лоб белый, напудренный, а щеки розовые от румян. Служанка стоит подле нее в кружевном чепце и фартуке, Мария хихикает – похожа на продавщицу мороженого из нашего сельпо. Служанка держит поднос, на подносе расческа из конского волоса. Мария берет ее за серебряную ручку, пальцы у Марии тонкие и все в сверкающих перстеньках. Из зеркала смотрит совсем не похожая на нее ясноглазая барышня с гривой золотых волос. Волосы шелестят, когда Мария касается их расческой, и служанка восхищается ее красотой.
– Сын, опустив глаза, спокойно шел за нею. Они вошли в залу…
– Достаточно, Михай. Капустина, продолжай. И до конца страницы.
Мария смотрит на свое отражение в глянцевой обложке тетради и мотает головой. Золотая грива и служанка, конечно. Если бы Мария жила двести лет назад, самое лучшее, на что она могла рассчитывать, – какой-то барин бы взял ее отплясывать в широкой красно-черной юбке, бить в бубен, рвать голос в заунывных романсах о роковой цыганской любви. Марию передергивает. О цыганской любви она и сейчас может спеть. Может оттоптать каблуки на свадьбе сестер – Лауры, два года назад, ей было всего четырнадцать, но уж больно хороший нашелся жених. И Лейлы, которую провожали замуж с шиком в прошлые выходные, а сколько
Девочка