Злосчастие Добродетели. Маркиз де СадЧитать онлайн книгу.
изжили потребительство (верней, довольство им), не получив толком ничего. Да и как было не изжить. Сегодня у тебя власть, а завтра тебя расстреляли! Деньги – забрали. Богатства – тут же лишат ближайшим декретом. А про благородство лучше не говорить: узнают – сразу в лагерь. Осталось в результате то, чего забрать нельзя, то, что человек носит с собой. Прямо, как у героини маркиза де Сада – в основном одни добродетели, да совесть.
Тут однако вышло странное дело. Те, кто больше в себе человеческих богатств накапливал, тот больше всех унижен бывал. При полном сочувствии, так сказать народной массы, сиречь жизни вокруг. Потому что в «правящие», в число тех, кто унижал, шли самые что ни есть бездари, ни на что, кроме зоологии непригодные (в человеческом, творческом смысле). И те, кто подчинялся зоологически, голой силе Начальства, боялись, тем не менее одновременно и презирали этих стоящих наверху. Так и говорили в народе, мол, конечно, по партийной линии легче. Дурак дураком был, а гляди вступил в партию и выбился, живёт как человек…
Подчинялись, боялись, а угнетены не были. Потому что какое это угнетение, если бездарным соучеником по школе, или придурком, что едва по-русски говорить научился. Хотя такой, заняв ненужное тебе место, и убить может, и в лагере сгноить, добравшись до зоологической голой власти очень даже может потоптать твою стыдливую добродетель. И топтали.
Однако, это не угнетение Принципиальной Невозможностью сравниться в жизненном положении. Нет в России нынче Акакий Акакиевичей! Они теперь в большой силе, и шинели у них на дорогом меху, в особенности, если стали кооператорами по совместительству.
Вот и вышла очень странное раздвоение жизни: на добро и зло. На тех, кто сидел, и тех, кто сажал. Одна народная часть прилепилась к ценностям, связанным с самим человеком (повышенным, если допустить, что движение от хлеба к духу есть движение возвышающее). А бездарная, холуйская часть заняла место начальников (потому что даровитая в начальство до сих пор не спешит, хотя дорога всегда была открыта). Добро и зло как бы стали разделены грубо и зримо. Бес превратился в самоочевидность, а сделка с дьяволом в настойчивую прозу, так же как и поиск Бога и Спасения, надежды, Веры!
Вот здесь-то те, кого мы называем «интеллигенцией», попав меж этими полюсами в поле высочайшего напряжения, превратились в Жюстину-Софи, героиню де Сада: если служить власти – совершить святотатство, Иудин грех, в себе самом самое святое предать; если же твёрдо стоять на Своём, то, как той же Жюстине, нужно было пересчитать весь алфавит жизненных бед. Вот и получилось для честного творческого человека – невероятное постоянное нравственное испытание, заставлявшее его всякий день решать такие проблемы, с которыми, схожий человек из Западной Жизни, быть может сталкивается раз-два за всю свою жизнь. Увы, добродетельные, честные люди, в особенности наделённые умом и способностями – не в романе, – а в жизни превратились в Жюстин, которых в этой удивительной советской жизни