На Сибири мы сибиряки. Б. Е. АндюсевЧитать онлайн книгу.
человека постороннего, знающего о Сибири лишь понаслышке, это огромный, суровый и богатый край – все как бы в космических размерах, включая и космическую выстуженность, и неприютность. И в коренном сибиряке он видит скорее продукт загадочной природы, нежели такой же, как он сам, продукт загадочного человечества. Для нас, для тех, кто в Сибири родился и живет, это родина, дороже и ближе которой ничего в свете нет, нуждающаяся, как и всякая родина, в любви и защите – нуждающаяся, быть может, в защите больше, чем любая другая сторона, потому что тут пока есть что защищать. И то, что пугает в Сибири других, для нас не только привычно, но и необходимо: нам легче дышится, если зимой мороз, а не капель; мы ощущаем покой, а не страх в нетронутой, дикой тайге; немереные просторы и могучие реки сформировали нашу вольную, норовистую душу…»
«Говоря о характере русского сибиряка, нелишне повториться, что с самого начала его формировала народная вольница. Колонизация Сибири прежде всего была народной, и раньше тех, кого правительство направляло „по выбору“ и „по указу“, сюда пробирались отряды „вольноохочих“. В Сибирь шли люди, уходившие от ограничений и притеснений и искавшие свободы всех толков – религиозной, общественной, нравственной, деловой и личной. Сюда двинулись и те, кто не в ладах был с законом, чтобы скрыться в зауральских глубинах от наказания, и те, кто искал справедливого общинного закона, который бы противостоял административному гнету, и те, кто мечтал о сторонушке, где бы вовсе не водилось никаких законов. Рядом с авантюристом шагал праведник, рядом с тружеником – пустожил и пройдоха. Религиозный раскол XVII века двинул в Сибирь десятки тысяч самых крепких, самых стойких духом и характером людей, которые отказались признать церковные и государственные нововведения и предпочли им уход из мира в неприступную глухомань. Еще и теперь в наших лесах находят их поселения, где человек в языке, обычаях, верованиях, в одежде и способах существования остался таким же, каким он был триста лет назад. Можно удивляться фанатичности этих людей, но нужно удивляться и их жизнестойкости и твердости, выходящих за границы наших представлений об этих понятиях…»
Нельзя не заметить в этом населении некоторых своеобразных умственных и нравственных черт, более или менее заметно отличающих его от психического настроения великоросского и малорусского народов.
Российский человек более развязан в своих суждениях, чем сибиряк. У него умственный кругозор большею частью шире, эмпирические знания разнообразнее, рассудочные способности более культивированы и развиты, рассказы разнообразнее и живее, речь обильнее, витиеватее и выразительнее, с большою примесью слов книжного языка, хотя часто и своеобразно употребляемых.
Сибиряк, наоборот, первобытнее, менее развязан в суждениях. Ум его менее развит и гибок. Логические приемы его мышления менее развиты,