Душевный монолог. Елена Александровна АсееваЧитать онлайн книгу.
ажурных веточек янтарными нитями словно придали и самой зелени насыщенность изумрудных тонов.
Ало-огненный рассвет порхнул по небесной тверди подобными, плавными струями заместив его нежную, мягкую голубизну на более плотную бирюзу, и тогда точно по волшебному мановению или с легчайшим порывом ветра на небостыке, выдвинувшись вверх округлой краюхой, схожей с горбушкой хлеба, обозначился в золото-пурпурных одеяниях, Он – могучий, величественный Ра…
Ярый, пылкий, раскаленный и неизменно солнечный Бог – Гелиос, Аполлон, Митра, Аматэрасу, Молох, Тонатиу, Инти, Сурья, Уту, Ар, Хорс, Ра или все-таки Ярило, принес с собой не только свежесть воздуха, медвяность ароматов, колыхание даже паутинного побега. Он собственным восходом переменил приветствующее его многоголосное пение птиц на раскатистую жужжаще-дудящую капеллу насекомых и тем самым напомнил о своей извечной любви, нежности, теплоте и божественности, всяк миг суетящемуся человеческому роду.
дождливая капель
Дождь еще толком не начался…
Хотя уже самую чуточку окропил землю, скинув из прижимающихся к ней небес россыпь мельчайших слезинок, в русском народе имеющего собственное название ситничка, морось, бус, опять-таки вроде пропущенного через решето.
Дождик, дожж, дожжик, дозжик и даже дежгъ, он нонче только предполагал наступления ненастья, оттого и сама природа, и каждое ее отдельное творение замерло в предвкушении дозжухи. Столь мягкой, сладостной после жарких дней, дождевой воды.
В сей же час особой торжественной неподвижностью наполнились травы, кусты и деревья. Оцепенели не только мятликовые, перестав покачивать своими нежно-малахитовыми колосками и фисташковыми метёлками, но и обмерли цветки пунцового мака. Те размашистые, словно крылья бабочек, лепестки мака принимая на себя бусенцы дождя, мгновенно струшивали их вниз, погружая в травянистость собственных стеблей и побегов. Впрочем, более всего поражали взгляд своим застывшим видом округло-зубчатые, овально-пильчатые, сердцевидные листья деревьев, столь разные в очертаниях, но неизменно ярко-зеленые в собственном колорите. Посему оседающая на их поверхность морось, столь невесомая и крошечная, переливалась стеклянной пустотой.
Покой хранил и сам небесный купол, кой хоть и смотрелся дождеродным, в этот миг был пепельно-дымчатым, едва-едва прикрытым сверху более хмурыми свинцово-серебристыми переплетенными полотнищами. На них местами созерцалась свиль, непременно, в виде прозрачных или вспять сизых волнистых, витых волоконцев.
Потому как небо перемешало в себе многообразие серых оттенков и само наблюдение по меже с землей мнилось в легчайшей мороке, а воздух словно выхватывал на собственную полупрозрачность бусинки дожжика и тягуче ниспускал их вниз. От той неспешности движения каждой капели слышался лишь тихий шорох, будто водица перешептывалась