Напиток мексиканских богов. Звезда курятника. Елена ЛогуноваЧитать онлайн книгу.
вздохнула и обмахнулась ладошкой. То ли пробежка меня разогрела, то ли снова начался озноб – жарко мне стало, хоть в прорубь ныряй! Тело горело, как будто его растерли наждачной бумагой, а горло пересохло, точно коктейльная трубочка, надолго разлученная с бокалом.
– Пить хочется, – в тему пожаловалась Нюня.
– Даже не пить, а выпить! – внесла поправочку Тяпа. – Помните, что говорил дедушкин ветеринар? Если собаке плохо, а что с ней – непонятно, надо для начала дать ей столовую ложку водки.
– А для продолжения? – заинтересовалась Нюня, пропустив мимо ушей нелестную ассоциацию с собакой и сомнительное словосочетание «дедушкин ветеринар».
Тот доктор Айболит лечил не дедулю, а какую-то из его собачек – ее кличку я запамятовала, как и подробности актуальной ветеринарной рекомендации.
– Для продолжения – граммов пятьдесят, а лучше сто! – незамысловато сымпровизировала Тяпа.
В мини-баре имелся коньяк, но отсутствовали рюмки. Я была вынуждена пить из стакана, так что о том, сколько вешать в граммах, думать не пришлось. Неженка Нюня, шокированная происходящим, потребовала «хотя бы запивать», и я послушно залила коньяк ледяной минералкой. После этого жар у меня спал, но заболело горло.
– То понос, то золотуха! – грубо, но метко охарактеризовала нездоровую ситуацию Тяпа.
Симптомы золотухи (в отличие от поноса) были мне неведомы, но обожженная кожа зудела мучительно. Я возблагодарила господа нашего за то, что он сподобил меня послушаться мудрую бабушку и взять с собой аптечку – в ней было средство от ожогов в аэрозольной упаковке.
Лекарство выжималось из баллончика в виде пены – она была плотной, как поролон. Я надела шерстяную шапочку, чтобы не испачкать волосы, и покрыла себя этой штукой с головы до ног, уделив повышенное внимание фасадной части организма (тыльную без посторонней помощи обрабатывать было несподручно). Оставила ненамазанным только нос, чтобы было чем дышать, и в белой шубе из крепкой, как штукатурка, лекарственной пены присела на табуретку – допивать лечебный коньяк.
– Дура ты, Клава! – в сердцах сказала дежурная по этажу Оксана.
– А я че? Я ж ниче! – горничная Клавдия захлопала густо намазанными ресницами, и на ее рыхлые щеки посыпались крошки туши.
С тем, что она не богата умом, Клава не спорила. Про то, что она дура, Клава слышала очень много раз – и от мамы с папой, и от одноклассников в школе, и в ПТУ, где она кое-как выучилась на швею-мотористку. «Вот дура!» – в разное время говорили мужчины, за которых Клава хотела, но не смогла выйти замуж. «Ну и дура!» – сказали про нее на швейной фабрике, когда Клава уволилась, потеряв место в рабочем общежитии. Не могли же все вокруг ошибаться? Клава уверовала в то, что она дура, и перестала обижаться на ругань.
Характер у Клавы был мягкий, податливый, как и вся она, да и жизненные принципы устойчивостью не грешили – в отличие от фигуры. Фигура у Клавы была основательная. На сидячей работе за швейной машинкой она нажила такое мощное основание, что за панталонами