Дочь седых белогорий. Владимир ТопилинЧитать онлайн книгу.
крутил рогатой головой, дёргал ногами и пытался сбросить с себя собак, как назойливых оводов. Со стороны вся эта свалка походила на робкий протест молодого пыжика-оленёнка, попавшего в объятия полчища гнуса. Но вот самый здоровый, матёрый, зверовой кобель скрутил своим телом «юлу», порвал учагу шкуру на животе.
Олень глухо взревел от боли, глубоко охнул, закрутился на месте. Пытаясь отогнать от себя собак, стал взлягивать копытами. Это ему плохо удавалось, так как некоторые из них были опытными: предусмотрительно следили за движениями учага, вовремя отскакивали от мелькающих ног в сторону и тут же стремительно нападали вновь.
Тогда обречённый зверь стал делать резкие выпады. Но необходимое время для защиты было упущено. Собаки уже разрывали вывалившиеся из брюшины кишки. Кто-то из самых напористых, смелых кобелей вскочил на спину и стал терзать шею жертвы. Из разорванной артерии фонтаном хлынула кровь.
От ужаса происходящего и нестерпимой боли учаг бросился бежать. Но эта попытка только осложнила ситуацию. Собаки рвали его на бегу. Вывалившиеся из живота внутренности, цепляясь за кочки и кусты, волочились по земле, замедляя передвижение. Теперь, уже не опасаясь сильных копыт, с десяток собак вскочили животному на спину. Масса насевших тел давила его к земле.
На спасительное, но безрезультатное бегство обречённому оленю хватило сил только лишь на сотню метров. У границы тайги он остановился, зашатался и, не в силах больше сдерживать тяжесть навалившихся тел, медленно упал на землю. Голодная, безумствующая толпа разъярённых псов накрыла поверженного зверя. Ещё несколько раз, как будто прощаясь с жизнью, его рогатая голова приподнималась над торжествующими палачами. Из глаз, переполненных болью и ужасом, текли большие прозрачные дождинки слез. Спазмы безысходности вырвались из краплёного кровью рта. Наполовину растерзанный, но ещё живой олень умирал страшной, мучительной смертью.
Загбой в негодовании смотрел на жестокую расправу собак над своим учагом. В его возмущённом сознании боролись два противоречивых чувства. Одно из них приказывало броситься на помощь к оленю. Второе, как всегда, более разумное, предупреждало об опасности и предсказывало, что во время кровавой оргии собаки не посчитаются с человеком и воспримут своего бога как не более чем просто добычу. Последнее чувство было сильнее и вскоре оправдало себя.
Собак было много. Не всем хватило места у поверженного оленя. Право первоочередного насыщения – точно так же, как в львиных прайдах или волчьих стаях, досталось самым сильным и крупным кобелям. Слабые были тут же отогнаны на приличное расстояние от добычи. От голода, видимой пищи, запахов парного мяса и смачного чавканья сильных сородичей изгнанники находились на высшем пике злости, которая тут же вылилась в кровавую драку. Псы слились в один пёстрый, неразрывный клубок. Кто-то из слабых оказался ещё слабее. Чьё-то тело уже рвали и терзали свои же братья и сёстры. От мысли оказаться в этом хаосе смерти тело Загбоя