Красная гиена. Вероника ЛьякаЧитать онлайн книгу.
Приезжие, в основном американцы, некоторые с семьями, а также выходцы из других штатов, устраивались на работу в компанию «Уастека петролеум». С увеличением числа жителей росло и количество родов, которые требовалось принимать: не только детей из новых семей, но и внебрачных отпрысков нефтяников по всей территории Фаха-де-Оро[7].
Я убежден, что история нашей жизни записана в наших телах языком, до сих пор нами не расшифрованным: в линиях ладоней, в рисунке отпечатков пальцев, в морщинах, родинках или пятнах на коже. На ум приходят годичные кольца, по которым можно проследить возраст дерева, чередование дождливых и засушливых сезонов. В жизни моей матери отдельные вехи тоже выделялись ярче других – в кино подобные моменты сопровождаются фоновой музыкой, звуковым эффектом, предупреждающим, что все вот-вот изменится. В ее жизни появился мужчина – Карлос Конде, мой отец.
Эдвард Доусон, акционер одной из нефтяных компаний, познакомился в Сан-Луис-Потоси с Карлосом Конде, рабочим, занятым на бурении. Мой отец из кожи вон лез, чтобы отличаться от остальных: носил не огромное сомбреро, как большинство мексиканцев, а шляпу поменьше; выучил начальный английский и подражал американцам в манере одеваться. Сын матери-одиночки, он с четырнадцати лет работал на шахте Ла-Консепсьон – до пожара, который привел к ее закрытию. В то время в регионе уже эксплуатировались нефтяные месторождения, и Конде устроился на буровую установку Доусона. Американец взял его с собой в Веракрус, где обосновался со своей женой Дороти.
В ноябре 1910 года, когда разразилась революция, Доусон поручил Конде найти акушерку для его жены. Роды начались раньше срока, и американский врач не смог прибыть вовремя из-за военных действий. Дороти Доусон отвергла предложенную кандидатуру, заявив, что ни одна индианка к ней не притронется, но больше ничего сказать не успела: схватки участились, и у нее не было другого выбора, кроме как согласиться на услуги Фелиситас. Появившаяся в результате сложных родов девочка умерла через несколько дней.
По возвращении домой моя мать посмотрелась в зеркало в ванной и остро почувствовала себя индианкой. Ее это не обрадовало. Она нашла ножницы и отрезала длинную черную косу.
Однако вследствие неудачных родов на свет явилось нечто сильное и крепкое: болезненное любопытство Карлоса Конде к акушерке. Ему понравились ее сноровка и уверенность в обращении с женщиной, говорившей на чужом языке и презиравшей ее из-за происхождения.
Он стал навещать Фелиситас, поддавшись притяжению черной дыры, которую представляла собой моя мать, не подозревая, что ни материя, ни энергия, ни даже свет не могут из нее вырваться. Фелиситас, не избалованная мужским вниманием, не хотела приглашать его в комнату, где жила. Она надела выходные туфли, купленные в Халапе, и приняла ухаживания Конде, удивляясь, что кто-то проявляет к ней интерес. Не знаю, связывала ли моих родителей любовь или подобное чувство; несомненным фактом было их негласное партнерство в теневом бизнесе.
Череда
Фаха-де-Оро (