Шуньята под соусом демиглас. Мира ТернёваЧитать онлайн книгу.
прав. – Обтерев нож, я убрал его в карман. – Он может быть и реальным, и нереальным одновременно. Всё зависит от того, чего ты хочешь на самом деле.
И испытал облегчение, какое всегда бывает после удачно выполненной, очень изматывающей работы. Глянул на неподвижно лежащего Бу и вдруг ощутил жжение голода.
– Жрать хочу, подыхаю.
– Неплохая мысль, – кивнула Принцесса, – пойду пороюсь в холодильнике.
А я подумал, что у меня начинает складываться особый ритуал. Вижу труп – набиваю кишки. Заедаю пустоту. Голод – это смерть, сытость – жизнь, понимаете? Такая вот нехитрая философия.
Принцесса вернулась с двумя коробочками рисовой лапши – холодной, покрытой тёмным застывшим соусом. Мы оба с ногами забрались на диван, чтобы не пачкать подошвы в растекающейся по полу крови, и накинулись на еду. Точнее, это я стал жрать как не в себя, девчуля‐то принялась наматывать лапшу на палочки очень медленно, с ювелирной аккуратностью – так, будто пришла в ресторан, где нужно соблюдать строгие правила этикета.
– Теперь Бу всегда будет мёртвым, да? – неожиданно спросила она. И подняла на меня беспросветно тёмные, как ночь, глаза. – Наверно, ты был прав. Смерть не очень отличается от бессмертия. И то и другое длится вечно.
Принцесса – задумчивое, оторванное от реальности дитя – никогда не видела смерти, не сталкивалась с ней близко, вот что я понял. Она не знала, как уложить произошедшее в голове, объяснить его с точки зрения здравого смысла, и испугалась.
Я погладил её по плечу и сказал:
– T’inquiète pas, зайка, не загоняйся, в смысле, – стараясь, чтобы мой голос прозвучал мягко и доверительно, как у Васиштхи. – Это существует только в твоём воображении, – вспомнив её слова, добавил я. – А Бу уже нет, значит, для него всё закончилось, понимаешь?
– Всё закончилось, – отрешённо повторила Принцесса. И вдруг переменилась в лице, озарилась радостью. – Киса-кисонька! Иди сюда, хорошая, – с умилительной нежностью позвала она Нихиль, которая сидела возле дивана и, как отстранённый оператор, наблюдала за происходящим, сверкая жёлтыми глазами.
Та охотно встала на задние лапы, с грацией сосиски потянувшись к коробочке с лапшой. У кошки были густые белые усищи – такие, знаете, как у Ницше, – и длинный хвост, кончик которого по-обезьяньи закручивался в колечко.
– Кто у меня хорошая девочка? – продолжала ворковать Принцесса. Она усадила её к себе на колени и зарылась пальцами в блестящую чёрную шерсть, отчего кошка затарахтела – очень громко, раскатисто, почти как мотоциклетный двигатель. – У кого толстое пузико?
Этот неожиданно вспыхнувший детский восторг так меня поразил, что я рассмеялся. Принцесса почти никогда не улыбалась, если не считать кривых саркастичных усмешек, не проявляла сентиментальности, а тут вдруг расчувствовалась, сделалась по-настоящему ласковой и весёлой.
– Не знал, что ты любишь кошек.
– Кошки лучше людей, потому что не умеют говорить, – ответила она. И удивлённо вскинула бровь: – А ты разве не любишь?
– Да