Синдром неизвестности. Рассказы. Евгений Александрович ШкловскийЧитать онлайн книгу.
частенько вспоминал тот эпизод из прежней жизни. Парням было приказано собирать на территории шишки. Лагерь располагался в еловом лесу, шишек полно, похрустывали под подошвами сапог, мешали ходить, пружинили и крошились. Парни сонливо бродили вокруг, вяло склонялись к земле, лениво тянулись рукой к очередной шишке и так же заторможенно выпрямлялись. Видно было, что мучительно скучно, что все телодвижения заторможенны, да и что веселого могло быть в этом дебильном занятии? Но приказ есть приказ – надо очистить.
Только ведь всегда найдется способ развлечься.
Среди новобранцев был музыкант, вроде бы даже после консерватории, тонкие, натренированные для клавиш холеные пальцы. Вскрик, стон, рука отдергивалась к груди, другая судорожно терла пострадавшую, а вокруг раздавался довольный раскатистый хохот. Как ни странно, эту глумливую шутку удавалось повторить не один раз, так как музыкант отчего-то быстро забывал происшедшее, снова погружался в дрему, тем самым давая повод для новой диверсии, что веселило еще больше.
Потом Федосов догадался, что мешало музыканту внять печальному опыту и больше не подставляться. Просто тот быстро отключался от реальности, потому что внутри себя слушал музыку, все остальное отодвигалось на край сознания и становилось неактуальным. Но главным было даже не это, а то, что заставляло его отключаться, – скука. Серая удушливая дымка, в какое-то мгновение начинавшая сжимать горло и постепенно становившаяся непереносимой. Она была хуже, чем боль, потому что боль – это жизнь, а скука – как смерть. Эта дошлая и липкая пелена понуждала солдат, а иногда и офицеров к неожиданным эскападам. Сапог, как бы случайно ткнувшийся жесткой подошвой в пальцы руки, – это еще пустяк. Бывало и похуже, о чем лучше не помнить.
Руки у музыкантов действительно специфические, особенно у тех, кто играет на фортепьяно. Он в этом потом не раз убеждался. Узкие запястья и длинные розоватые пальцы. Могло показаться даже, что это женские руки. Как того музыканта звали? Впрочем, какая разница? Имя не играло никакой роли. Федосов тогда был еще лейтенантом. Знал, что в армии всякое бывает, особых иллюзий не питал и ничего не идеализировал. А тут будто самому наступили на пальцы. Хотя мужик, тем более военный, должен оставаться мужиком. Без сантиментов.
Время от времени он рассматривал свои собственные руки – сильные широкие запястья, узловатые толстые пальцы с коротко остриженными желтоватыми ногтями, такие могли быть у слесаря, грузчика, дворника, да у кого угодно, но только не у музыканта. Такие руки могли вызывать уважение – настоящие мужские, даже можно сказать, мужицкие рабочие руки, которым что с лопатой, что с отбойным молотком, что с граблями – милое дело. Если сжимал пальцы в кулак, то и кулак вызывал уважение – крупный, увесистый, с грозно выпирающими красноватыми костяшками пальцев. Бойцовский, если угодно, кулак.
Нет, не то чтобы свои не нравились, какие есть, такие есть, но, если честно, некоторое отторжение он все-таки чувствовал, будто его слегка надули, всучили некачественный товар. Впрочем, не так чтобы постоянно.