Мой отец Валентин Серов. Воспоминания дочери художника. Ольга СероваЧитать онлайн книгу.
нагнулся и крикнул ему в ухо: «Тратиться нужно».
Коровин говорил: «И мне часто попадало от Серова». Как-то у Коровина в мастерской писали натурщицу. «Зачем вы пишете большие фигуры, – сказал Коровин, – я в Париже видал, пишут маленькие». Ученики стали писать, как сказал Коровин. Вдруг раздался возглас: «Серов идет». Серов вошел в класс, окинув взглядом работы, проговорил: «Куколок стали писать». «Ну что же, – быстро проговорил Коровин, – пишите, как писали раньше».
Всюду папа искал новые дарования и всячески старался в талантливом ученике углубить его творчество, не давя на его индивидуальность. Он никому не навязывал своего личного мнения, но ему хотелось, чтобы каждый художник высказался с наибольшей полнотой. Радовался всякой удаче, и «какое было внимание, – пишет Н. Я. Симонович, – к тому, в чем он видел искру искусства, и какое уважение к нарисованному, независимо, принадлежит ли оно безвестному ребенку или знаменитости»[69].
Но не спускал он ничего ни себе, ни другим.
«Какая-то безусловная вера сразу влекла к Серову… Необычайная власть Серова сказывалась во всем. Трудно было с Серовым разговаривать, но иногда это удавалось» (из воспоминаний художника М. Ф. Шемякина, ученика Серова)[70].
Обаяние его суровой личности было так велико, что, несмотря на испытываемый страх, ученики все же чувствовали себя с ним легко.
Папа всегда выслушивал все, что ему говорили насчет его живописи, даже людей, совершенно не сведущих в этом. Иногда даже нас, детей, спрашивал, что нам нравится и что не нравится. То подвергая высказанное мнение строгому анализу, если чувствовал нелепость этой критики, то с легкой, юмористической и забавной насмешкой, отыскивая меткое словцо, посылал его по адресу критики. Но не всегда относился он так спокойно, ограничиваясь одной улыбкой; иногда такая критика, несмотря на то что он ее не искал и, может быть, глубоко презирал в душе, жестоко действовала на него, и он говорил с унынием: «Ведь вот, поди же, знаю, что он ничего не смыслит в живописи, а умеет так сказать, что хоть бросай все, всю охоту к работе отобьет».
В 1908 году в ответ на свою просьбу заниматься рисованием в Школе живописи А. С. Голубкина, тогда уже известный скульптор, получила отказ ввиду ее политической неблагонадежности в прошлом. Попечитель школы – он же московский генерал-губернатор – признал ее ходатайство не заслуживающим внимания и не подал его на высочайшее имя.
Просьба Голубкиной обсуждалась на Совете по инициативе Серова.
Портрет А.Я. Симонович
«Анна С[еменовна] Голубкина – одна из настоящих скульпторов в России – их немного у нас, – писал папа, – и просьба ее уважения заслуживает»[71].
Серов отказа не стерпел и, несмотря на уговоры и просьбы учеников, преподавателей и князя Львова, вышел из состава преподавателей училища[72].
«После многолетней борьбы с бюрократической обстановкой в училище, – пишет Ульянов, – где все говорили об искусстве, но никто не решался подойти
Цит. по рукописи. Эти слова Симонович-Ефимовой в ее книге (Симонович-Ефимова Н. Я. Указ, соч., с. 58) выглядят чуть иначе.
Серов в воспоминаниях… т. 2, с. 230–231. Михаил Федорович Шемякин (1875–1944) – живописец, в 1895–1899 гг. занимался в Училище живописи, ваяния и зодчества. После трехлетнего перерыва – с 1902 по 1905 г. – в мастерской Серова и Коровина.
Письмо к инспектору Училища живописи, ваяния и зодчества В. Е. Гиацинтову (декабрь 1908 г.). – Переписка, с. 378. Анна Семеновна Голубкина (1864–1927) – скульптор. В 1891–1893 гг. занималась в Училище живописи, ваяния и зодчества, вначале на живописном отделении, потом на скульптурном. В 1894 г. училась в Академии художеств. В 1895 г. работала в студии Ф. Коларосси в Париже, в 1897 г. – у Огюста Родена (1840–1917). Прошение Голубкиной о разрешении заниматься по ее усмотрению в классах рисования и скульптуры помимо конкурсного экзамена и не числясь учащейся было получено училищем 3 августа 1908 г. Прошение это директором училища было возвращено Голубкиной с указанием на то, что «правом работать в классах училища пользуются только лица, принятые в число учащихся на основании устава», и что «исключения из означенного правила допускаются лишь с высочайшего разрешения». Тем не менее по просьбе Серова вопрос о допуске Голубкиной к занятиям на указанных условиях был поставлен (5 сентября) на обсуждение Совета, который постановил ввиду известного Совету дарования бывшей ученицы ходатайствовать об удовлетворении ее просьбы перед высочайшей властью. Ходатайство Совета было направлено через попечителя училища, которым по уставу училища являлся московский генерал-губернатор. Таковым в ту пору был С. К. Гершельман (1854–1910) – генерал-лейтенант, командующий войсками Московского военного округа. Согласившись 9 октября направить это ходатайство, попечитель, однако, по наведении о просительнице справок 16 декабря уведомил дирекцию училища, что ходатайство Голубкиной «попечителем училища признано не заслуживающим уважения». Причиной отказа была политическая «неблагонадежность» Голубкиной, незадолго до того подвергшейся аресту и суду за революционную деятельность.
Серов, возмущенный капитуляцией училища перед генерал-губернатором, подал заявление о своем уходе из состава преподавателей директору А. Е. Львову 26 января 1909 г.