Валерий Ободзинский. Цунами советской эстрады. Валерия ОбодзинскаяЧитать онлайн книгу.
евреев, пять тысяч погибло в Дальнике. В январе потянулся марш смерти: закутанных до глаз детишек везли на санках, немощных стариков тащили под руки. На домах и воротах появились белые кресты: так помечали, что дом от жидов очищен. На улицах полыхали костры. Возле огня грелись румынские солдаты, не обращающие внимания на прохожих: в Одессе свирепствовали морозы.
Жители влачили скудное, голодное существование, постепенно привыкая к грабежам магазинов, дракам, нередко случавшимся в очередях за картошкой, к мародерству в домах убежавших или убитых соседей…
И в этот самый момент, когда уповать Домне и Женечке, казалось, было уже не на что, когда экономили остатки крупы, не зная, чего ждать завтра, когда на улицу страшно даже высунуть нос, Женечка родила сына.
Первые два месяца жизни Валерчика прошли для женщин в таком напряжении и страхе, что, потеряв счёт времени, они сами не поняли, как пережили эти страшные дни. А к марту тучи начали рассеиваться.
Герман Пынтя – бессарабский румын, уроженец Российской империи, – стал городским главой Одессы и активно занялся городом. Открыл храмы, школы, университет, вернул улицам дореволюционные названия, а одесситам – отнятую коммунистами собственность. Разрешил предпринимательство.
Сразу открылись буфеты и рестораны, магазины и комиссионки, парикмахерские и музыкальные мастерские, кабинеты стоматологов и дома терпимости. Одесситы занялись торговлей, а румыны ссудами и кредитами.
Рынок расцвёл. Появились горы товаров: разложенное ярусами сало, копчёная рыба, корзины с виноградом и яблоками. Всё дорого, но терпимо. Кто не мог купить, выменивал на золото или одежду. Остальные довольствовались карточками.
Домна стала получать деньги. Платили дворникам сносно – примерно на полкило «полтавской» колбасы – четыре марки в день. Пока Домна наводила чистоту, Женечка отрабатывала трудовую повинность на фабрике, а вечерами мчалась в театр.
Румыны с поощрения немцев лепили из Одессы столицу Транснистрии и, в череде прочих незатейливых развлечений, обнаружили поистине нероновскую тягу к драматическому искусству. Поэтому первое, чем они занялись в захваченном городе после открытия всех питейных заведений, – принялись налаживать работу театров и клубов. Ведь горе, смерть и разруха тяготили, а завоевателям страстно хотелось шумного беззаботного праздника. Улицы пестрели афишами: «Евгений Онегин», «Кармен», «Фауст», «Лебединое озеро». Артистам платили хорошо, и кто-то из Володиных знакомых пристроил Женечку помощницей по реквизиту в джазовый театр.
По вечерам, когда по улицам цокали каблучками расфуфыренные, ярко накрашенные дамы, гуляли офицеры и солдаты, Женечка мчалась в театр. Красота её на сей раз оказывала недобрую услугу. Заставляла бояться, опускать глаза. И ведь не зря опасалась. Обычно она возвращалась домой до начала комендантского часа. Но как-то не пришла ни в девять, ни в десять, ни к полуночи.
Домна прождала её всю ночь, штопая впотьмах