Железный бульвар. Самуил ЛурьеЧитать онлайн книгу.
прекрасным садом: словно нарочно для Церетелиевых скульптур…
Теперь насчет судебных учреждений. В Сенате им, разумеется, делать нечего. У них есть свой петербургский адрес: Литейный, 4. Да, взамен сожженной в 1917-м Судебной палаты там возвышается сами знаете что. Но это же просто смешно – типичная бесхозяйственность: для чего конторе такие апартаменты? Если бы, как в прежние годы, через них проходили, превращаясь в трупы, по сорок тысяч человек в месяц, – другое дело. А то прохлаждаются – да еще и аренду небось не платят. Я на месте нового губернатора так и отрезал бы: попрошу на выход!
Например – на дачу депутата дореволюционной Госдумы Чернова, это в Веселом поселке, на холме над Невой. Домик-пряник в стиле модерн. Всю дорогу размещалась глушилка: чтобы вместо Би-би-си до нас доносилось Ж-Ж-Ж. Городу армия эту виллу не отдаст – боевое дежурство продолжается: книги, шашки, домино, – а вот в интересах госбезопасности, пожалуй, съедет.
И тогда останется только снести заподлицо роковой символ позора – и построить Дворец Правосудия. Это будет недешево, – но не дороже денег. Не дороже Константиновского дворца.
И тогда наверняка вдруг запляшут облака. И запируем на просторе. И все флаги будут в гости к нам.
20 октября 2003
Ужасная пора
Петербургская повесть в цитатах
Четверг, 6-е по старому стилю ноября 1824 года, был в рассуждении погоды – даже петербургской! – совсем скверный день. Крайне неприятный.
«Дождь и проницательный холодный ветер с самого утра наполняли воздух сыростью. К вечеру ветер усилился, и вода значительно возвысилась в Неве…»
«Дул сильный ветер от Финляндского залива при великом дожде, вода в Неве стала сильно возвышаться, в 7 часов вечера на Адмиралтейской башне выставлены были сигнальные огни…»
В то время, —
часов, думаю, в 10, в 11, —
…из гостей домой
Пришел Евгений молодой,
герой поэмы Пушкина.
Скорей приплелся, притащился, – но стих легок – скок-поскок, – словно ливень и ветер нипочем. Из каких таких гостей? Там же, в МВ, сказано, что знатных этот Евгений дичился. А вечеринка насекомых сослуживцев – чаек с картишками – потомку фамилии, блеснувшей под пером Карамзина, – как-то не личит.
То-то и нет у него фамилии. А также лица: не получалось у Пушкина его разглядеть. Просто не было таких знакомых: старинный дворянин – коллежский регистратор? Коломна, пятый этаж? Сотрудник «Соревнователя» с идеей теплого местечка в департаменте? Не пушкинского опыта человек. Скорей уж – Поприщин, которого Гоголь сочинит через год после МВ. А впрочем, все это вымарано.
Проставим единицу, как будто извлечем из множества:
Собою бледный, рябоватый,
Без роду, племени, связей,
Без денег, то есть без друзей,
А впрочем, гражданин столичный,
Каких встречаете вы