Книга Готель. Мэри МакМайнЧитать онлайн книгу.
меня с отсутствующим лицом. Слишком оцепеневший, чтобы отвечать, осознала я. Мне хотелось спросить, нашел ли он священника или похоронил мать в одиночку. Потом я заметила, что в банке у двери не осталось ни одного хольпфеннига.
Все это время он копил на ее погребение.
Глава 5
Спустя три недели со смерти матушки, в канун Рождества, я стояла перед пустым чуланом, проклиная себя за то, что забываю кормить кур. Я не выходила к ним долгими неделями, а теперь отец попросил меня приготовить рождественский ужин. Было бы так просто выбраться в лес за южными воротами и подстрелить фазана; но тогда стражники обвинили бы меня в браконьерстве, попытайся я пронести добычу в город. Мать всегда тратила пфенниги, заработанные шитьем кукол, на покупку еды для праздничных дней. Мысль о том, чтобы продавать их без нее, разбивала мне сердце, но вероятность остаться в сочельник в одиночестве тоже терзала.
Недоделанные куклы таращились на меня с полок пустыми тряпичными кругами лиц. Они бы превратились в хобгоблинов, попытайся я их дошить; мне еще предстояло научиться пользоваться иглой и при этом не колоться. Но матушка завершила с дюжину кукол перед тем, как захворать. Выбрав с одной полки Пельцмертель, а с другой – принцессу с ажурной вуалью и положив их в сумку, я замерла у порога.
Совет лекаря оставаться дома зловещим эхом зазвучал у меня ушах. На крючке у двери висел матушкин плащ. Ярко-голубой, окрашенный в ее любимый цвет мастером, которого мы не видели много лет. Мать говорила, что в краситель добавлено несколько секретных составляющих, на удачу. Все остальные в городе носили одежду из более распространенного темно-синего полотна, сделанного красильщиком. Мне захотелось пойти в ее плаще – дома я иногда заворачивалась в него, просто чтобы окунуться в родной запах, – но голубой цвет бы меня выдавал.
А потому я зашла в чулан и взяла платок и свое потрепанное серое одеяло, которым можно было укрыть лицо, надев его, будто плащ с капюшоном. Меня воротило от того, каким я стала изгоем. Все, чего мне хотелось с самого детства, – это обычной жизни: мужа, детишек, которым можно было дарить объятия и рассказывать сказки, работы повитухой. Отныне все это казалось невозможным.
По пути на рынок у меня урчало в животе. В воздухе пахло выпечкой и леденцами. Дети на улицах играли в снежки. Торговцы зазывали покупателей, предлагая пряники и вино к празднику. Сияло солнце, заливая бледным холодным светом блестящий снег, такой белый, что у меня болели глаза. У рождественского вертепа перед собором толпились завсегдатаи рынка, слушая певчих, наряженных пастушками и поющих на языке церковников. Я тоже остановилась послушать, держась немного поодаль, чтобы никто не видел моего лица. Песня что-то во мне всколыхнула – смутное воспоминание о другом кануне Рождества, в который мы с родителями так же стояли и слушали похожий хор. Меня настолько охватило грустью, что я испуганно вздрогнула, когда песнопение кончилось и все стали расходиться. Пока толпа текла мимо, я стояла затаив дыхание и надеялась, что никто меня