Суходол. Иван БунинЧитать онлайн книгу.
и, как помрет, тело тлеть не будет, а будет в воздух улетучиваться.
– Ну, это зря брешут, – возразил Салтык.
– Книги, значит, доказывают.
– Книги! – ухмыльнулся Салтык. – Ни ж можно с холодной кровью жить?
Егор, обиженный равнодушием, каким встречено было его замечание о матери, опять вмешался и на этот раз уже совсем смело.
– А рыба? – спросил он. – Может же она с холодной кровью жить и распложаться?
Салтык повернул к нему голову.
– Та-ак! – сказал он насмешливо.
И вдруг решительно заговорил:
– Рыба! Да ты погляди, как она, рыба-то, ныряет, козлекает в воде! Ухитришься ты так-то? Ты вон мелешь – она с холодной кровью, а выложи ее на́ берег: улетучится она ай нет? Никуды она не может улетучиться!
Егор внезапно разгорячился.
– А я так скажу, – крикнул он, – а я тебе скажу, что нашему брату, рабочему человеку, нельзя без горячей пищи! Ты вон мурло наел, тебе хорошо брехать! А я без пищи захворать могу! Я, может, кабы сыт-то был…
– Ну, и вышли оба дураки! – закричал и старик, поднимаясь. – Терпенья у нас не хватает, вот и не можем захолодить! А вы гляньте, как святые-то, угодники-то, какие Богу-то угожали да не ели, не пили, как они-то делали? Как Ларивон-то святой делал? Мог же он три года одной редькой питаться?
– Значит, по-твоему выходит, и моя старуха святая будет? – крикнул и Егор, выхватывая трубку изо рта. – Она вон тоже не ест, не пьет… У нас вон даже и редьки твоей нету…
– Постойте, – сказал Салтык, – погодите лапить-то!
И, обернувшись к старику, неожиданно принял сторону Егора:
– Значит, и мы с тобой могли бы святыми исделаться? Охолодили бы свое тело, налопались редьки, да и вся недолга?
– Да будя вам бряхать-то! – громче всех закричала Алена, бросая решето. – Га́лманы!
– Да и правда! – подхватил старик. – Бога-то попомните! Он, брат, за такия речи не спускает нам, дуракам!
Алена с нахмуренным лицом подошла к нарам и, косясь на утирку, на которой сидел Егор, дернула ее и злобно крикнула:
– Пусти-кася! Уселся на ширинку – и горя мало! Нябось, и домой пора, нечего до ужина досиживать!
– Это не твоя забота, – возразил Егор, – я и сам свою время знаю. Ужин твой мне без надобности, а балакать ты мне не можешь запретить. Вот посижу еще маленько и пойду…
Дождь прошел, вечернее небо очистилось, в селе было тихо, избы темны: до Ильина дня не вздувают огня летом, ужинают перед избами, на камнях, в полусвете зари. Выйдя от мельника, Егор остановился, даже спросил себя: не вернуться ли в Ланское? – и повернул в село, в ту большую улицу, что тянется между дворами по косогору над речкой. В полусвете зари, вокруг камней у порогов сидел народ без шапок, хлебая из деревянных чашек кто тюрю, кто молоко. Но Егор, проходя мимо и косясь, плохо различал лица ужинающих: в глазах рябило, по телу проходил озноб, в мыслях была тревожная беспорядочность. Очень хотелось ему обдумать то, о чем спорили у мельника: все чепуху говорили там, один он мог бы