Вокзал для одного. Роман ГрачёвЧитать онлайн книгу.
много ли я пью. Сомневаюсь, что его это искренне интересует. Все дело в его матери, которая до сих пор, седьмой год после развода, убеждена в своем святом долге и праве заботиться обо мне. Верка, видите ли, «несет за меня ответственность», как Маргарита Хоботова из «Покровских ворот», перед гипотетической женщиной, которой она могла бы со спокойной душой меня вручить. Глупость. Я сам себя обеспечиваю. Обстирываю, обглаживаю, готовлю завтраки и ужины, и очень неплохо, между прочим. Смогу определить характер боли в брюшной полости и найти соответствующий лекарственный препарат. Всегда сумею отыскать телефон необходимой коммунальной службы. Словом, я в полном порядке, ребята.
Но бывшая жена моя никогда не отказывает себе в удовольствии натравить сына: «Спроси, как себя чувствует и много ли пьет?». Заботливая моя…
Много ли я пью? Нет. В обычной жизни – лишь по ярким поводам или с друзьями, как все среднестатистические россияне, пребывающие в коллективной социальной депрессии. Иногда меня можно ругать и даже помещать в вытрезвитель, но лучше оставить в покое, потому что бывают случаи и похуже.
Много и страшно я пью лишь в Новый год, потому что хочу, чтобы этот праздник прошел как можно быстрее. Чтобы я уснул 30-го декабря, а проснулся в Крещение. Новый год без любимого человека – это пытка, а не праздник. Чудовищная пытка. Изо всех говорящих и поющих дыр в эти дни мне обещают волшебство, чудеса, сбычу мечт и невероятное счастье, но все это ложь.
Ничего не будет. Волшебству конец.
Я не знаю, где мой любимый человек. Она не оставила записок и ничего не сказала, но я привык, что обычно она возвращается. Наверно, мне снова остается лишь ждать. Она всегда уходит молча. Сегодня она есть, завтра – нет, и лишь монитор компьютера бледнеет перед моим озадаченным взором. Монитору стыдно, он мне сочувствует, но ничего не может поделать, потому что он просто пластиковая дощечка, наполненная технологической жидкостью.
Впрочем, возвращаясь, моя любимая сбивчиво пытается объяснить мотивы своего поступка, но так неуклюже и трогательно, что мне хочется ее обнять… задушить в объятиях, как киношный Коммод в порыве поруганной сыновней любви задушил Марка Аврелия. Она возвращается и сообщает: «Прости, так получилось, мне было очень тяжело».
Ага, ей тяжело. А мне, видимо, так легче, умница моя.
В общем, она все время возвращалась, а я все время прощал. По большому счету, она передо мной и не виновата вовсе, потому что ничем мне не обязана. Она в мою жизнь не просилась, не искала меня, не звала – я сам явился. На кого обижаться?
Но в последний раз она не просто ушла. Она уехала. Укатила на поезде. Иногда мне кажется, что я уже не помню номера и маршрута следования, потому что провел на вокзале чертову уйму времени. Иногда мне кажется, что я тут родился. И умру здесь…
День седьмой, 25 декабря. Надька
На вокзале мне вполне комфортно. Он большой, просторный и почти пустынный, если не считать одиночных всплесков активности отбывающих, прибывающих и транзитных