Российский колокол № 1 (45) 2024. Литературно-художественный журналЧитать онлайн книгу.
материальна: пока я перебирала в голове адреса по Азовстальской улице и Морскому бульвару, Денис ошибся поворотом и уехал на левый берег.
– Ну круто… – расстроился он.
Очередь машин обратно, на мост, – большинство мостов в «Марике» взорвано отходившими украинскими войсками – тянулась на километр или более.
Машина двигалась буквально нашим прошлогодним маршрутом: сначала по этим улицам шли бои, потом – медслужба «Востока», затем несколько раз выезжала своего рода «служба спасения» при «Востоке»: нам давали адреса бедствующих или мы сами находили их, потом медики этих людей вывозили. Успевали вывезти не всех…
У меня крепкие нервы, и я не ожидала, что так накроет.
– Стой! Стой! – прокричала Денису.
«Вот здесь мы остановились тогда. Там баррикада “Азова”, она была заминирована. Там – растяжки. Вот здесь лежал труп женщины, а именно там, где мы встали, на улице за поворотом, чтобы не прилетел ПТУР, густо пахло мертвечиной…» Всё это я подумала, не сказала: пощадила чувства Алисы.
Поначалу мы зашли с ней во двор. Меж разбитыми зданиями качались сорванные провода. У двора остался чёрный с подпалинами обгорелый цвет, но исчез запах пожарища и смерти – запах, ощущаемый буквально на вкус. Алиса шаталась по двору, снимала на телефон и всё время норовила залезть на какой-нибудь мусор, который, я помнила по прошлому году, мог быть заминирован. Она буквально лезла своим телефоном в разверстые увечья этого города.
Шла Страстная неделя.
Поведение Алисы было мне неприятно.
Я видела, что она искренна: вот-вот сядет прямо у парадной с надписью «Здесь живут люди» (жили) и заплачет. Но чем дальше мы шли, тем более странным казался мне этот исследовательский интерес к войне и горю – хоть и сама я годы назад приехала сюда отчасти из-за него.
Алиса сломалась на заброшенной детской площадке – у неё самой дома маленький сын – и позволила себя увести.
Я пошла за баррикаду и остановилась. Дальше до самой «Азовстали» чернела та самая, цвета «вороной в загаре», земля и зияли неглубокие аккуратные котлованы – словно открытые могилы снесённых домов. Я называла про себя их адреса…
Из этого военные вывезли бабушку с диабетом, которую бросила дочь, собралась с внучкой и уехала, сказав: «Мама, держись». В том, подальше, мы снимали Лину Кузьминичну, даму девяноста двух лет, в меховой шапке. Она – архитектор, строила тот район, в котором жила, и его же на её глазах артиллерия разнесла в хлам. Она сказала мне тогда: «Мы ждали Путина девять лет. Почему он не пришёл девять лет назад?..» Когда я уходила, оставила ей на столе какие-то продукты, их было немного уже, мы раздали основную часть раньше, чем добрались до её дома. Среди продуктов была горсть конфет. Лина Кузьминична сказала мне: «Деточка, забери конфеты… ты молодая, тебе самой нужно». Я быстро вышла, не зная, как реагировать, и уже в проёме вынесенной двери её квартиры услышала, что она разворачивает фантик. Ей очень хотелось этих конфет, но достоинство не позволяло показать это при мне. Дальше был дом, где до подхода российских военных погибла женщина: «У неё ноги были раздроблены осколками. Все в червях