Анникка. Наташа РидальЧитать онлайн книгу.
ночью я написала новое стихотворение, – сказала Юлия Сергеевна, жестом приглашая всех устраиваться на диване. – Хочу вам прочесть. Вы станете первыми, кто его услышит.
Додо оказался между Адой и Верой Ивановной на диване, явно тесном для троих. От такой неожиданной близости Ада никак не могла сосредоточиться на голосе поэтессы, которая, приняв заранее отрепетированную позу, начала декламировать нараспев:
– И когда повезут нас по пыльной дороге,
Я увижу загадочный сон:
Колесницей окажутся старые дроги,
И со мной будет храбрый Ясон.
И земля задрожит, и разверзнутся бездны,
Вспыхнет зарево страшных костров.
Этой ночью увидят холодные звезды
Гибель грозных царей и богов.
Вера Ивановна как бы невзначай положила руку на колено Додо.
– И охватит безумное, злое веселье
Нас, умчавшихся прочь от земли…
А наутро, когда я проснусь в своей келье,
Тебя вынут из черной петли.
Нежинская умолкла, выдержала паузу, затем медленно повернулась к зрителям.
– Браво! – воскликнула Вера Ивановна и захлопала в ладоши.
Аде показалось, что Додо облегченно выдохнул. Когда аплодисменты стихли, Вера села за пианино, а Брискин передвинулся на освободившееся место. Репетиция началась.
Дуня, ступая бесшумно, принесла самовар, расставила чашки, вазочки с вареньем и большое блюдо маковых булочек Baba au rhum10. Дочитав последнее стихотворение, Юлия Сергеевна предложила гостям выпить чаю.
– Что ж, я думаю, мы готовы, – сказала она и сделала маленький глоток из фарфоровой чашки. – В Келломяках только и разговору, что о нашем благотворительном концерте. Дуня, займись билетами, – добавила она, обратившись к невзрачной экономке, которая тут же выскользнула из гостиной.
– Щепанская жаждет услышать пение Дениса Осиповича, – заметила Вера Ивановна, искоса поглядывая на Додо. – Ее сын Владимир дружит с Марусей, а девочка всем рассказывает, что у господина Брискина голос оперного певца.
– И это правда, – подтвердила Юлия Сергеевна. – Уж я-то знаю, о чем говорю. Пока Нежинский был жив, в нашем доме в Петербурге принимали солистов оперы. До войны мы часто устраивали музыкальные и поэтические вечера. Позднее Кшесинская несколько раз приглашала меня сюда погостить. После ее отъезда в Кисловодск я решила переехать на эту дачу, дом в столице пришлось оставить… Господи, как же легко можно было всего этого избежать – революции, чужбины, гибели царской семьи! Если бы только к нему прислушались…
Додо заинтересованно выгнул бровь:
– К нему?
– К Григорию Ефимовичу. Распутину, – поэтесса взмахнула рукой, предупреждая вопрос Веры Ивановны. – Да-да, я была с ним знакома. Я тогда только овдовела, а у него был дар вносить в душу мир и покой. При нем забывались мирские горести. В каждом его слове был мистический
Ромовая баба (франц.).