Кренер. Дмитрий БергЧитать онлайн книгу.
отъездом Юкон подошел к чучелу, которое пробовал рубить в первый день. Приблизившись вплотную, он, копируя отца, не останавливаясь, спружинил коленями и качнулся справа налево. Топор описал дугу, а чучело слегка наклонилось.
Юкон не смог лихо перерезать своего игрушечного противника пополам, как ему хотелось. Но топор рассек пучок рогоза и оставил глубокий порез на палке.
После этого дня Юкон почти не расставался с топором, постоянно прося братьев поучить воинской науке
Глава 3 ЮП Бабочки в его голове
– Так что, теперь нельзя никого убивать? – спросил обычно молчаливый Юп.
В столице ходили слухи, что он становился кровожадным к середине недели, если ему не доплачивать за человеколюбие.
Слухи конечно ерунда, но скандалы после «недостаточно обоснованного массового кровопролития» и «неоправданных актов чрезмерной жестокости» патрульной службы чаще всего были связаны с Юпом. Он предпочитал решать вопрос с нарушителями в традициях своего народа. Ему, в принципе, платили не за гуманность, а за насильственные навыки, к которым располагало его происхождение и богатый жизненный опыт.
Сержант ответил на вопрос подчиненного резко.
– На ком будет еще один труп до конца месяца, вычту дневное жалование. А если трупов будет больше десятка, как ты, Юп, любишь, то сниму с довольствия на неделю.
Юп недовольно хмыкнул, но любимый тесак спрятал в чехол из бараньей шкуры на поясе и накинул на рукоять петлю. Чехол для тесака Юп сам сшил из конфискованной у контрабандистов овчины. Первые дни, вставляя в него тесак, он наносил на лезвие немного бараньего жира и теперь тесак всегда был защищен от сырости.
Кренер достал из кошеля на поясе несколько сушеных рыбьих хвостов и начал их не спеша грызть.
Сержант же по долгу службы продолжил портить подчиненным настроение.
– А ну, стоять смирно, обалдуи неотесанные, мордовороты безголовые, присланные мне Святой Юхой за грехи молодости! Слушайте приказ его светлости коммерпринца.
Ругался сержант без огонька, чувствовалось, что выполняет рутину. Выудив из-за пазухи сильно помятый документ, написанный каллиграфическим почерком на дорогой гербовой бумаге, он прокашлялся.
Лавочник Иза говорил, что такая бумажка, если чистая, стоит как половина жалования сержанта. Но, если писцы коммерпринца ее уже замарали, то продать ее точно не получиться.
Поэтому отношение к бумаге у командира патруля было не шибко почтительным. Он прищурил левый глаз и, держа приказ в вытянутых руках, начал вещать, подражая манере придворных глашатаев:
«Мы, Светлейший правитель Пограничья, покровитель всего доброго и попиратель всего дурного, гарант защиты жителей гор и долин от порождений бездны, опечалены!
Наша патрульная служба не чтит законы человеколюбия. Проливается кровь гостей нашего государства без доказательства вины либо за вину малую, смерти недостойную.
Доброе имя нашего края пятнают акты насилия, рисуя народу Пограничья