Гранатовый остров (сборник). Владимир ЭйснерЧитать онлайн книгу.
type="note">[15] на песца в тундру тянуть. Били моржа, лахтака, нерпу. Ворвань[16] в бочки закатывали. На «босого»[17] отдельной план был. Для себя оленя били, мясо совсем другое.
«Босого» ли, нерпу как ни готовь – все ворвань, все рыбой пахнет.
Варишь шти – оно уха!
Я мальчишком-то и в рот взять не мог, уж потом привык…
II
Дед Маркел вздохнул и продолжил:
– Тебе, парнишко, сколь лет-то?
– Четырнадцать.
– Как мне тогды… Ну-к, вот те мужская стория, раз в годы взошел.
Было то в начале ноябрю. Длинна ночь[18] тока началась. Солнца, сам знашь, уже нету, а рассвету – часов пять, хватат по ближнему путику пройти. В тот день ще тихо было, да луна на всю. Идем вдвоем с братом старшим шестериком-упряжкой. Открывай капканы-пасти. Ввеселе, в охотку, рады: тятя похвалит!
Возвертаемся довольные. Собаки наддали. А тут, гля, у самого порога сбились в кучу, скулят и хвосты жмут. Что т-т-акое?
Когда гляжу – Господи Cyce Христе! Волк агромадный у стены и в окошко заглядат! А там маманя белей снега. Ну, брат – карабин.
А палец придержал: у волка колесо на спине!
Тут собаки накинулись. Враз алыки спутали. Кто на волке висит, кто на друг друге – куча мала!
А зверь в угол жмется. В лапе палка навроде пики, а на спине уже не колесо – половинка. У меня – мураши по телу.
И что делат? Вожака да второго у нас на глазах кончил.
Остатни псы отскочили. Лают, заходятся, аж звон в ушах. Смотрю – приподнялся, прыгнуть вроде. Щас остатнех собак переколет!
Тут я, должно, заорал.
Распрямился под луной.
Не зверь.
И не человек.
Не лицо вообще.
Оборотень!
Я пуще ору, а брат нажал навскидку…
Не сразу и опомнились, уж когда маманя фортку открыла:
– Савва, Савва, не стреляй – человек!
Ну, уж поздно: упал…
Подошли мы. И она с фонарем.
Посветили.
У меня колени подогнулись.
Никак, убил!
Левая половина лица – человек, правая – нет. Все кривь-кось изорвано, сине да бугристо, вместо глаза – яма. Жуть!
И не колесо на спине, а лук, на доску приделанный.
Арбалет!
Может, думаю, не убил братан, ведь не целил. Давай мы его в дом перетаскивать. Рослый, крупный мущина. Весь зарос буйным волосом и весь седой. Уложили на пол у печи.
Одежа на ем – шкурье. Шуба волчья. Нахлобучка на голову с волчиной же головы пошита. Хрящ с ушей не вынут, засохли, торчат как всамделишны. Сдаля – ну волк и волк… На ногах бахилы[19] со шкуры «босого».
Мы давай мужика раздевать, да серце слушать.
А чуть слышно его. Пуля – посередь грудя…
Два фонаря поставили. Давай его мыть-перевязывать. Спрашивать, кто такой, откуда?
А он дышит тяжко. Кровь с половиц матушка тряпкой собират…
У нас слезы сами текут. Видать, в беде человек. Видать, давно.
Длинна ночь, мороз да зверь. К людям вышел – а тут пуля!
– Прости,
Ворвань – жир морских животных. Обладает сильным специфическим запахом.
«Босой» – здесь: белый медведь.
«Длинна» ночь – полярная ночь.
Бахилы – меховые сапоги без каблука.