Индийский ноктюрн. Антонио ТабуккиЧитать онлайн книгу.
холодно и как будто с неприязнью.
– Это – больница Бомбея, – сухо заметил он, – оставьте свои европейские мерки, здесь это излишняя роскошь.
Я умолк, он тоже сидел молча. Вынул из кармана халата плетеный портсигар, достал сигарету. Над его столом висели большие настенные часы. Они показывали семь, стрелки застыли. Я посмотрел на него, и он понял, о чем я думал.
– Они давно остановились, – сказал он, – впрочем, сейчас полночь.
– Я знаю, – сказал я, – я жду вас с восьми, врач из дневной смены сказал, что вы – единственный, кто может помочь, что у вас потрясающая память.
Он вновь улыбнулся своей несчастной и виноватой улыбкой, и я понял, что опять ошибся, что обладать исключительной памятью в этом месте вовсе не дар.
– Он был вашим другом?
– В известном смысле, – сказал я, – какое-то время.
– Когда его госпитализировали?
– Думаю, около года назад, под конец сезона муссонов.
– Год – это давно, – сказал он. Потом продолжил: – Сезон муссонов – это худшее, что есть, их здесь бывает столько.
– Представляю, – ответил я.
Он обхватил голову руками, словно о чем-то размышляя либо от усталости.
– Не представляете, – сказал он. – У вас есть его фотография?
Вопрос был простым и практическим, но он застал меня врасплох, потому что я чувствовал груз памяти и одновременно ее непригодность. Что, в сущности, мы помним о лице человека? Нет, фотографии у меня не было, было только воспоминание о нем, но оно было только моим, не поддающимся описанию, сложившимся во мне представлением о внешнем виде Ксавье. Я сделал усилие и сказал: «Он моего роста, поджарый, прямые волосы, примерно моего возраста, и порой на лице его появляется выражение наподобие вашего, доктор, – когда он улыбается, то кажется грустным».
– Ваше описание не отличается точностью, – сказал он, – но это не имеет значения, я не помню никакого Джаната-Пинто, по крайней мере, в данный момент.
Мы находились в сером, совершенно пустом помещении. В глубине у стены стояло бетонное корыто как будто для стирки белья. Оно было завалено бумагами. Перед ним был старый длинный стол, тоже с завалами бумажек. Доктор поднялся и направился в ту сторону. Мне показалось, что он прихрамывает. Стал рыться среди бумаг на столе. Издалека я увидел, что это были странички из тетради и обрывки коричневой упаковочной бумаги.
– Это мой архив, – сказал он, – здесь имеются все имена.
Я продолжал сидеть за столиком и рассматривал те несколько предметов, которые на нем стояли. Стеклянный шарик с лондонским мостом внутри и в рамке фотография дома, напоминавшего швейцарское шале. Мне это показалось абсурдным. В одном из окон шале виднелось женское лицо, но фотография выцвела, контуры расплылись.
– Он, случайно, не наркоман? – спросил доктор меня из глубины комнаты. – Наркоманов мы не принимаем.
Я задумался и покачал головой.
– Наверно, нет, – ответил я после паузы. – Не думаю, не знаю.
– А откуда вы знаете, что он обращался в больницу?
– Мне об этом