Спартак. Рафаэлло ДжованьолиЧитать онлайн книгу.
хранения чистого вина. Затем оба сосуда она поставила на стол, на котором Лутация уже расставила бокалы перед каждым из гостей и чарку с ручкой между сосудами для разливания по бокалам.
Вскоре гладиаторы могли оценить, каково было искусство Лутации в приготовлении жареного зайца, и решить, сколько лет насчитывало велитернское вино, которое, если и не соответствовало возрасту, указанному на печати кувшина, было, однако, признано довольно старым и очень хорошим.
Ужин был не плохой, и среди гладиаторов не было недостатка в веселье. Вино было действительно хорошего качества, и так как его было более чем нужно, то веселые шутки и оживленная беседа вскоре наполнили комнату громким шумом. Один только Спартак, которым все восхищались, которого превозносили и ласкали, – может быть, от стольких волнений, пережитых в этот день, или от радости приобретенной свободы – не был весел, неохотно ел и не шутил. Облако грусти и меланхолии как будто нависло над его лбом, и ни любезности, ни остроты, ни смех не развлекали его.
– Клянусь Геркулесом!.. Спартак, друг мой, я тебя не понимаю, – сказал наконец Требоний, который намеревался налить велитернского в его бокал, оказавшийся, к его удивлению, еще полным. – Что с тобою?.. Ты не пьешь…
– Почему ты грустен? – спросил в свою очередь один из приглашенных.
– Клянусь Юноной, матерью богов! – воскликнул другой гладиатор, в котором по выговору можно было угадать самнита, – можно подумать, что мы сидим не за дружеской пирушкой, а на погребальных поминках и что ты не свободу свою празднуешь, а оплакиваешь кончину своей матери.
– Моя мать! – произнес с глубоким вздохом Спартак.
И так как, вспомнив о матери, он стал еще грустнее, то бывший ланиста Требоний, поднявшись и взяв бокал, закричал:
– Предлагаю тост за свободу!
– Да здравствует свобода! – закричали со сверкающими от страстного желания глазами несчастные гладиаторы, вставая и поднимая свои бокалы.
– Счастлив ты, Спартак, что мог добиться ее при жизни, – сказал с опечаленным лицом, тоном, полным горечи, молодой гладиатор с белокурыми волосами, – мы же ее получим только со смертью.
При первом возгласе «свобода» лицо Спартака прояснилось; он поднялся с заблиставшими глазами, с ясным челом, с улыбкой на устах; высоко поднял свой бокал и ясным, сильным, звучным голосом тоже воскликнул:
– Да здравствует свобода!
Но при грустных словах гладиатора бокал, казалось, прилип к его губам. Спартак не мог до конца насладиться его содержимым и в порыве скорби и отчаяния поник головой. Он поставил бокал и сел, стиснув губы и погрузившись в глубокие думы.
Наступило молчание, во время которого взоры десяти гладиаторов были обращены со смешанным выражением зависти и радости, удовольствия и печали на счастливого товарища.
Это молчание было нарушено Спартаком. Словно находясь в одиночестве или в забытьи, он, устремив неподвижный и задумчивый взор на стол, медленно прошептал, отделяя слово от слова, одну