Спартак. Рафаэлло ДжованьолиЧитать онлайн книгу.
воскликнул Квинт Курий.
– Не должно бы, – пробормотал Катилина, – но кто может знать, что написано в непреложных книгах судьбы?
– Желать – значит мочь, – ответил ему Бестия. – Раз у четырехсот тридцати трех тысяч из четырехсот шестидесяти трех тысяч живущих в Риме граждан, согласно последней переписи, нет достаточно денег, чтобы быть сытыми, и достаточно земли, чтобы сложить усталые кости, то найдется смелый человек, который покажет им, что накопленные остальными тридцатью тысячами граждан богатства приобретены несправедливо и что владение ими незаконно; ты увидишь тогда, Катилина, найдут ли эти обездоленные способ показать свою силу и свою численность этому проклятому, отвратительному отродью спрутов, питающихся кровью голодного и несчастного народа.
– Не в бессильных жалобах и не в пустых криках, – сказал серьезным тоном Катилина, – нужно изливать чувства. Мы должны в тиши наших домов обдумать широкий план и в свое время привести его в исполнение бестрепетной твердой рукой. Молчи и жди, Бестия: быть может, недалек день, когда мы сможем одним страшным и решительным ударом сокрушить этот гнилой социальный строй, в подвалах которого мы стонем. Ведь несмотря на свой внешний блеск, он весь сгнил и истрескался.
– Смотри, смотри, как весел оратор Квинт Гортензий! – сказал Курий, словно желая дать другое направление беседе. – Он, по-видимому, радуется отъезду Цицерона, так как остался теперь без соперников на собраниях Форума.
– Ну и трус же этот Цицерон! – воскликнул Катилина. – Едва он заметил, что попал в немилость Суллы за свои юношеские восторги перед Марием, как сел на корабль и удрал в Грецию.
– Уже почти два месяца, как он исчез из Рима.
– Ах, если бы у меня было его красноречие! – прошептал Катилина, сжимая с силой кулак. – В два месяца я стал бы властителем Рима.
– Тебе не хватает его красноречия, а ему – твоей силы.
– Тем не менее, – сказал, став серьезным и задумчивым, Катилина, – если мы не привлечем Цицерона на свою сторону – а это будет трудно при его вялом характере, при кисло-сладких перипатетических взглядах[40], анемичных платонических добродетелях, – то он может стать когда-нибудь в руках наших врагов страшным орудием против нас.
И три патриция погрузились в молчание.
В этот момент толпа, окружавшая портик, расступилась и, с несколькими патрициями, среди которых выделялись низенький и толстый Деций Цедиций и худой Эльвий Медуллий, с Квинтом Гортензием и целой свитою других, появилась Валерия, жена Суллы, направляясь к своим носилкам, сплошь украшенным пурпуровой материей, вышитой золотом; их принесли к самому входу в портик четыре сильных каппадокийца-лектикария[41], ожидавшие свою госпожу.
Валерия была закутана в очень широкую тяжелую паллу из темно-синей восточной ткани, в складках которой она скрывала от жадных взоров пылких обожателей прелести, которыми так щедро одарила ее природа и которые, насколько позволяло приличие,