Государи Московские. Святая Русь. Том 1. Дмитрий БалашовЧитать онлайн книгу.
и власть имущих, дабы оборонить сущее. И вот когда захотят отбросить свое и возжелают иного, тогда и наступит конец. Нам до сего еще, слава Господу, далеко. Ты ешь! Где пристал-то?
– А, на Подоле, – неохотно, с набитым ртом, отозвался Иван.
– В поход-то идешь?
Ванята, давясь, сильно кивнул головой.
– Вперед дуром не суйся, а и не робей! Гляди, яко старшие воины деют! Тебе отцова дорога назначена, а он был – воин!
Леонтий вздохнул, вновь вспомня, как в этой же самой келье, лежа на полу, на соломенном ложе, говорил Никита в последнюю встречу ихнюю: «Воин я!» И вот теперь сидит его сын. И уходит в поход, быть может, тоже на смерть, и не мыслит о сем. (А я мыслил? В яме сидя, с Алексием, и то – мыслил ли о гибели своей?) Молодость была перед ним, воскресшая молодость, пусть чужая и все же чем-то родная ему. И потому Леонтий, и обремененный делами, все не решался выгнать парня, велеть уйти. Тот сам догадал наконец. Встал, приложился к благословляющей руке.
– Ступай! – напутствовал его старый и строгий друг отца. – А о деле вашем я поговорю с дьяком! Матери от меня поклон, – договорил он уже с порога.
Ванята спускался с крыльца, словно выходя из другой жизни. Удивил, увидя своего коня, удивил вдругорядь, узревши, что и свет дневной еще не померк и отнюдь не многие часы, как мнилось, протекли с тех пор, как восходил он по этим ступеням, значительно более заносчивый и уверенный в себе, чем теперь. И легкая зависть была, хорошая зависть юности к уже состоявшейся и очень значительной жизни.
Глава восемнадцатая
Князь Боброк был недоволен Дмитрием. Юная порывистость и упрямство великого князя Московского могли премного отяготить дела его новой родины. Лучше их всех, лучше Акинфичей, Черменковых, Всеволожей, даже Кобылиных, понимал он, Боброк, непростоту того, что творилось на западных рубежах страны, и потому сугубо чуял неправоту Дмитрия в его все еще усиливавшей день ото дня ссоре с Мамаем.
Он уже совершил одну блестящую и совершенно ненужную, вредную даже для дела Москвы победу, разбив князя Олега на Скорнищеве. Олег воротил свой престол, а Москва получила еще одного сильного врага в лице рязанского князя. И то, что поход решался Думою, что за нападение на Рязань была чуть не вся московская господа, дела не меняло. Вкупе с Олегом, вкупе с Мамаем и силами Орды следовало бить Литву! Пока не поздно! Пока Ольгерд, помирившись с венгерским королем и объединив силы Великой Литвы и Польши, не обрушит на Русь сотни тысяч западных воев! А с востока подступит Орда, и что тогда?!
И вот, вопреки всему, вопреки здравому смыслу, – новый поход на ордынцев, на Булгар, где сидит Мамаев подручник, и, следственно…
Князь в раздражении соскочил с коня, бросил ферязь и перевязь с саблей в руки холопов, крупно шагая, взошел на крыльцо. Мельком подумалось о старших сыновьях – Давиде с Борисом. Глухое небрежение старых московских родовичей грозило обернуться тем, что после его смерти молодцев выпихнут