Яд изумрудной горгоны. Анастасия ЛогиноваЧитать онлайн книгу.
недолго, ваше благородие. Дома-то у вас сразу сказали, по какому адресу ехать.
Кошкин почувствовал болезненный укол. Он-то полагал, что Воробьев, нынешний его сосед, пребывает в святом неведении, где товарищ пропадает вечерами да ночами. А тут на тебе – и об адресе осведомлен.
– А что же в дверь не стучал по-человечески? Зачем по окнам бить?
– Так не пускали, ваше благородие! И сторож, и хозяйка больно строгие. Нету тут таких – и весь разговор.
– И что же, ты по всем окнам стучал?
– Никак нет! Вы ж… ясно-понятно кто! И девочку, и комнату затребуете самую первоклассную… вот и искал лучшие окна в сем заведении…
Кошкин приуныл окончательно. Тридцать шесть лет. Кто каких успехов добивается к этому возрасту, а его чтят, видишь ли, потому как девочек он себе выбирает лучших. А ведь Кошкин помнил, как совсем еще недавно выговаривал подчиненным, что для полицейского чина – позор и запятнанная честь, ежели его застали в разного рода веселых домах да без служебной надобности. Мелькнула шальная мысль, сказать Костенко, что, мол, и сегодня он здесь побывал не развлечения ради, а по следственной необходимости. Девицу допрашивал, или маман-хозяйку. Ну и пусть, что в четверть четвертого ночи… Костенко – подхалим, конечно, сделает вид, что поверил. Однако ж, именно, что «сделает вид»… а позору еще больше будет.
Да и приехали уже: выдумывать что-то Кошкин теперь посчитал лишним.
* * *
Происшествие – как назвал это Костенко – случилось в Павловском женском сиротском институте, что на Знаменской улице. Институт встретил Кошкина скромным по столичным меркам фасадом из красного кирпича, с желтыми простенками и такого же цвета дугообразными наличниками окон. Территорию, как и всякое закрытое учебное заведение, институт занимал немалую: имелся здесь и обширный, едва укрытый зеленью сад, и даже бассейн с фонтаном, что шумел в глубине двора.
Костенко же вел Кошкина мимо, к административному зданию, где ярко горели окна всех трех этажей, а у дверей вытянулись по струнке караульные, издали завидев начальство.
– Что случилось-то? – запоздало спросил Кошкин о деле. – Свидетели есть?
– Есть. Хотя какие уж тут свидетели – девицы, барышни по пятнадцать-шестнадцать годков. Да и то, не видели ничего и не слышали, как обычно у нас бывает. Там стрельба стояла, до сих пор порох в воздухе висит – а они и выстрелов не разобрали, думали, оконная рама сквозняком захлопнулась где-то. Одно слово – барышни.
– А кто же тогда полицию позвал среди ночи?
– Полицию позвала начальница, а ей доложилась как раз одна из барышень. Но там вовсе дело темное… Они подругу-горемыку в лазарет привели, сердце у той прихватило. Да один из докторов вроде как успел барышне шепнуть что-то, или она сама чего почуяла – не понятно. Но сразу как от докторов вышла, побежала к начальнице в комнаты, она здесь же, при институте поселена. Начальница-то пока проснулась, пока поняла, чего той надобно, в лазарет приходит – а тут на тебе. Доктора обои убитые, и девица, которую