Пасьянс судьбы, или Мастер и Лжемаргарита. Эмиль ВейцманЧитать онлайн книгу.
и по затылку. Мою голову пронзила резкая боль, после чего я оказался лежащим на земле. И что же? А ничего! Ни потери сознания, ни перелома основания черепа. Бог миловал дурня и на этот раз. Решил, видно, что с годами поумнею и в конечном итоге сумею выполнить предназначение, ради которого Он послал меня в этот мир. Естественно, повозиться со мною ещё придётся, не давая при этом чересчур увлечься разного рода соблазнами, коими полна человеческая жизнь, женщинами, например, или же… Тут в самый раз коснуться одного из этих «или же», начавшему уже во всю соблазнять меня в школе.
Моей хрустальной мечтою было стать… оперным певцом. Само собою, всемирно известным. О «моржовых» партиях, то есть о ролях второго и третьего плана не могло быть и речи. Какой там Спарафучиле или Монтероне! По крайней мере дон Базилио. Уже писалось, у моего отца был великолепный баритональный бас, стало быть, и я должен стать басом. Желательно шаляпинского уровня. Впрочем, не так уж и плохо было стать классным баритоном. Драматическим. Чего только партия Риголетто стоит: «Куртизаны! Исчадье порока!». Да, тут есть, где развернуться, но всё же лучше всего быть, как папа, басом. Бас – это Мефистофель из «Фауста» Шарля Гуно, это король Филипп из «Дона Карлоса» Верди, это хан Кончак, это Мельник из «Русалки» Даргомыжского, это… это… О теноровых партиях мне не мечталось, но многие оперные арии из репертуара драматического тенора пользовались моей большой любовью, и я вовсю горланил их дома, будучи мальчишкой, голос которого ещё не прошёл мутации. К ариям этим относились, в частности, ариозо Канио из «Паяцев» Леонкавалло и ариозо дона Хозе из «Кармен».
Мои вокальные концерты страшно раздражали Елену Фёдоровну Красикову, нашу соседку по этажу – малолетнего внука еле-еле убаюкали, так на тебе, Милька снова за стенкой принялся оперные арии горланить. Да когда́ же это закончится?! Вне домашних стен эти вокальные шедевры я во всю насвистывал к заметному удивлению окружающих – старался поразить их своим музыкальным слухом и знанием оперной классики. Надо мною, естественно, посмеивались. Оно и понятно – музыкальная классика предназначена исключительно “for a happy few” («для немногих счастливцев»; фраза Стендаля). Короче, музыкальность во всю бушевала во мне. Классическую музыку, мелодическую, разумеется, я готов был поглощать с утра до вечера в любых количествах, только бы её транслировали по радио или исполняли на концерте. Поэтому смерть Иосифа Виссарионовича имела для меня свои положительные стороны, поскольку сразу после кончины вождя по радио стали передавать знаменитые классические произведения, написанные в миноре, например, первую часть «Лунной сонаты» Бетховена. Соседка Красикова, прекрасно зная о моей страсти к музыкальной классике, во весь голос высказалась за стенкой в один из дней, сразу последовавших после смерти вождя: «Страна скорбит, а он музыку слушает!». Не скрою, я, как и миллионы людей в СССР, был искренно огорчён смертью Сталина, но при этом рассуждал примерно таким образом – Сталин Сталиным,