Пасьянс судьбы, или Мастер и Лжемаргарита. Эмиль ВейцманЧитать онлайн книгу.
– после визита сотрудников пресловутой госбезопасности к моей тётушке, Сарре Рахмильевне. В 1947-ом году. Кстати, тётя Сарра много лет спустя рассказала мне про папину композиторскую задумку – сочинить оперу на сюжет драмы Гуцкова «Уриэль Акоста». Увы! Не сложилось. Много, что не сложилось. Остаётся добавить. Отец очень любил Скрябина и Метнера; Шостаковича считал гением, к Прокофьеву относился с прохладцей. Музыка, сочиняемая папой, по отзыву его друга Владимира Пескина была не оправданно сложной.
Тут будет вполне уместным упомянуть об одном весьма выдающемся музыканте, трубаче Тимофее Александровиче Докшицере. Именно до войны я впервые услышал о нём. Тимофей Александрович, или Тима, как звали его в моей семье, был воспитанником Владимира Ананьевича Пескина, на жилплощади которого в районе Чистых Прудов Тима жил одно время. Он и свою первую жену, Фаню, привёл туда. Квартира, в которой обретался Владимир Пескин со своими близкими, была большой и коммунальной. Тима, само собою, по многу часов упражнялся на трубе, доводя «своим трубным гласом» жильцов квартиры до умоисступления. Они, естественно, во всю протестовали, в ответ Владимир Ананьевич, дядя Володя, как я его звал с детства, в свою очередь возмущался, заявляя соседям, что они не понимают прекрасного. Папа мой, писавший, помимо всего прочего, и весьма неплохие сатирические стихи, откликнулся на этот «трубный страшный суд» такими вот стихотворными строчками, которые хорошо ложились на мотив «Катюши» Матвея Блантера:
Затрубил в свою трубу Тимоша,
Никому покою не даёт,
Всех соседей трубою укокошил —
Без конца в свою трубу трубьёт.
Остаётся добавить, Тима Докшицер был замечательным музыкантом и очень хорошим человеком.
Своего сына, меня, то есть, папа хотел в будущем видеть непременно музыкантом, желательно пианистом или дирижёром. Ничего подобного не случилось; подозреваю, и случиться не могло. Это «не могло», по сути, карта – факт № 3 пасьянса, карта на первый взгляд лишняя, явно не в масть, но тем не менее нашедшая своё отражение в моём литературном творчестве, придав ему свои особенности. Моя большая музыкальность уже в раннем детстве ни у кого сомнения не вызывала, явственно отражаясь впоследствии в ритмике моих стихотворений и в созвучности многих найденных мной рифм.
А вот ещё фрагментик моего бытия, относящийся к 1940-му году. Датировка на этот раз совершенно точная, ибо именно в этом году… был арестован приятель моего отца биолог Георгий Георгиевич Винберг, впоследствии член-корреспондент Академии наук Советского Союза. В данном конкретном случае моё воспоминание напрямую связано именно с этим арестом. Естественно, я ничего не знал в то время ни о биологе Винберге, ни об его аресте, а запомнился мне некий бежевый костюмчик очень малых размеров, который мама моя пошла отдать какой-то женщине, оставив меня на несколько минут у подъезда совершенно незнакомого мне дома. Как я узнал впоследствии, костюмчик этот предназначался малолетней дочери