Прямая речь (сборник). Борис ЧичибабинЧитать онлайн книгу.

      Колонизаторам – крышка!

      Что языки чесать?

      Перед землею крымской

      совесть моя чиста.

      Крупные виноградины…

      Дует с вершин свежо.

      Я никого не грабил.

      Я ничего не жег.

      Плевать я хотел на тебя, Ливадия,

      и в памяти плебейской

      не станет вырисовываться

      дворцами с арабесками

      Алупка воронцовская.

      Дубовое вино я

      тянул и помнил долго.

      А более иное

      мне памятно и дорого.

      Волны мой след кропили,

      плечи царапал лес.

      Улочками кривыми

      в горы дышал и лез.

      Думал о Крыме: чей ты,

      кровью чужой разбавленный?

      Чьи у тебя мечети,

      прозвища и развалины?

      Проверить хотелось версийки

      приехавшему с Руси:

      чей виноград и персики

      в этих краях росли?

      Люди на пляж, я – с пляжа,

      там, у лесов и скал,

      «Где же татары?» – спрашивал,

      все я татар искал.

      Шел, где паслись отары,

      желтую пыль топтал,

      «Где ж вы, – кричал, – татары?»

      Нет никаких татар.

      А жили же вот тут они

      с оскоминой о Мекке.

      Цвели деревья тутовые,

      и козочки мекали.

      Не русская Ривьера,

      а древняя Орда

      жила, в Аллаха верила,

      лепила города.

      Кому-то, знать, мешая

      зарей во всю щеку,

      была сестра меньшая

      Казани и Баку.

      Конюхи и кулинары,

      радуясь синеве,

      песнями пеленали

      дочек и сыновей.

      Их нищета назойливо

      наши глаза мозолила.

      Был и очаг, и зелень,

      и для ночлега кров…

      Слезы глаза разъели им,

      выстыла в жилах кровь.

      Это не при Иване,

      это не при Петре:

      сами, небось, припевали:

      «Нет никого мудрей».

      Стало их горе солоно.

      Брали их целыми селами,

      сколько в вагон поместится.

      Шел эшелон по месяцу.

      Девочки там зачахли,

      ни очага, ни сакли.

      Родина оптом, так сказать,

      отнята и подарена, —

      и на земле татарской

      ни одного татарина.

      Живы, поди, не все они:

      мало ль у смерти жатв?

      Где-то на сивом Севере

      косточки их лежат.

      Кто помирай, кто вешайся,

      кто с камнем на конвой, —

      в музеях краеведческих

      не вспомнят никого.

      Сидит начальство важное:

      «Дай, – думает, – повру-ка».

      Вся жизнь брехнею связана,

      как круговой порукой.

      Теперь, хоть и обмолвитесь,

      хоть правду кто и вымолви, —

      чему поверит молодость?

      Все верные повымерли.

      Чепухи не