Гамбургский симпатяга. Живые стеклышки калейдоскопа. Александр КуприяновЧитать онлайн книгу.
в город искать свою судьбу. Устроилась в парикмахерскую. В загаженном парке ее изнасиловали авторитет Стрекач и местная шпана во главе с Артемкой по кличке Мыло. Людочка нравилась Артемке, и он сначала запретил хулиганам-отморозкам ее трогать. Но против Стрекача восстать не смог. Людочка повесилась на веревке от деревенской торбы. А раньше веревка висела на ее люльке. Со Стрекачем рассчитывается отчим Людочки, тракторист леспромхоза, в недавнем прошлом настоящий пахан. Он бросает Стрекача в сточную канаву с кипятком. Вода бьет из ржавых труб, проложенных в парке. Страшная правда жизни. На мой взгляд, рассказ Астафьева не вписывается в концепцию «Русских цветов зла». В поступке отчима, вернувшегося к простой и правильной жизни в деревне, я увидел забрезживший свет надежды. Чем и была всегда сильна литература Отечества. Хотя и здесь надежда спорная. Бывший урка учит урку нынешнего.
Сейчас мы делаем катбэк (cutback) – трюк, при котором серфер уезжает далеко от гребня волны, но потом резко разворачивается и едет обратно. Чтобы не барахтаться где-то между волнами, а лететь по самому краешку! Не дай бог, если случится вайп-аут. С ручками-головками уйдешь под воду. И никого мы не дропнем, то есть не перебежим дорогу. И не надо думать, что автор подкован только теоретически.
…Правильнее всего начать мой опус с деревни Овсянка на Енисее. Мы пришли туда осенью на плоту «Панорама-Собеседник». «Панорама» – чехословацкое издательство, «Собеседник» – советский еженедельник. Невероятно популярный в конце прошлого века. Совместная советско-чехословацкая экспедиция. Мы шли на Диксон. Как и все уважающие себя полярники, мы называли остров Диксон. С ударением на букве «о». Простоватый мужик, с лицом, изрезанным глубокими складками, был одет в вязаную кофту с шалевым воротником. Уже падали первые осенние листья. Я подумал, что лицо Астафьева похоже на такой же осенний лист. Прожилки вокруг глаз. Он встречал нас у калитки домика с голубоватыми ставнями. Астафьев Виктор Петрович. Он согласился дать интервью чешским кинодокументалистам. Сын Астафьева, Андрей, в августе 1968 года ранним утром на танке входил в Чехословакию. Сын служил в Группе Советских войск. Колонна подошла к части. Солдатики-чехи выскочили из казарм и в исподнем висли на ограде. Ворота были заперты на засов. Андрей вспоминал: «Они висели на решетках, как ангелы в белых рубахах. У нас было муторно на душе».
В Овсянку мы приплыли двадцать лет спустя после Пражской весны. Мы вошли в скромный дом писателя. Астафьев стал обращаться ко мне по имени Шура. Так в детстве меня звали родители – Шурка, Шурик…. Однажды учительница географии – она жила с нами по соседству, вызвала меня к доске и сказала: «Сегодня поплывем на Острова Зеленого Мыса! За штурвалом нашего корабля Шурик…» Учительница была молодая и красивая татарка. Я был в нее тайно влюблен. Пацаны засмеялись. Шурик-ханурик. И еще одно рифмованное словечко из интернатовского лексикона. Санька – имя мальчишеское. А Шурка – чаще девчачье. Хотя и Сашек в деревнях звали Шурками. Сашура