Миф о «застое». Алексей СамсоновЧитать онлайн книгу.
ксёндзов, рабочих-католиков.
По воспоминаниям Кухарчук, её мать получила в приданое «один морг (0,25 га) земли, несколько дубов в лесу и сундук (скрыню) с одеждой и постелью». Семья её отца владела «2,5 моргами (3/4 га) земли, старой хатой, маленьким садом со сливовыми деревьями и одной черешней на огороде».
Странно, что уроженка Холмского уезда Кухарчук мерила магдебургскими моргенами по 0,25 гектара, а нехолмскими моргами по 0,56 гектара. А была ли Кухарчук в самом деле с Холмщины? Замечу, что Нина знала три языка: польский, английский и французский. Видимо, учил её сельский староста…
Видимо, Кухарчук вышла из польской или даже германо-польской среды, но, говоря «классовым языком», не из пролетариев. «Несколько дубов в лесу», «сад со сливовыми деревьями» – связь со знатью. Леса – собственность польских латифундистов. Так, Замостский уезд Люблинской губернии почти целиком принадлежал графу Замойскому, при котором были и ксёндзы.
Согласно Таубману, Н. Кухарчук в 1912 г. приехала в Люблин, где год училась в школе (какой – не указано). «Ещё год» в Холмской школе, тоже безымянной. Затем наступил 1914 год.
Далее описаны приключения Нины. То нападают австрийцы, то русская армия «освободила деревню», но «мать Нины вместе с двумя детьми стала беженкой». Во время бегства «они встретили главу семьи и некоторое время находились при отряде, в котором служил Пётр Кухарчук».
Продолжение тоже загадочно: «Командир отряда дал Ку харчу кам письмо к епископу Холмскому, который устроил Нину в школу для девочек, эвакуированную из Холма в Одессу».
Таубман: «Закончив школу в 1919 г., Нина Петровна некоторое время работала в школе – выписывала дипломы и переписывала документы».
Возможно, и себе переписала? Ведь концы с концами не сходятся. Зато всё сойдётся, если речь вести не о православной школе, которая вызывала у Нины неприязнь (там же «дочери попов и чиновников»), а о католической. В Люблине был свой папский «бискуп». Его поддерживал граф Замойский и польские революционные активисты (жолнеры). Наконец, были торговые школы подрядчиков, не подчинявшиеся ни русским архиереям, ни ксёндзам. Разумеется, подрядчики Западного края говорили по-польски и в «скрыне» (сундуке) хранили отнюдь не номера ленинской газеты «Искра».
При Сталине существовали материалы о галицийском (польскоязычном) происхождении Хрущёва. Хрущёв на пленуме 1957 г. проговорился: «Да меня самого обзывали польским шпионом!» Но поляков не любил. Приехав в Варшаву в 1955 г., по обыкновению стал поучать. Когда одна полька вежливо напомнила, что они не невежды, Хрущёв пришёл в ярость: «Слышите?! Слышите, что они говорят?! Вот вам поляки: всегда думают, что всё знают лучше всех!»
Как и прочие «хрущеведы», Таубман не интересуется церковной политикой своего «героя». Были-де «гонения на религию». Но гонений на католиков Хрущёв, как мы знаем, почему-то не устраивал (Нет, гонения были, но не такие. – А.С.)
В ноябре 1944 года, когда Сталин ещё не принял мер против униатов, Хрущёв присутствовал на похоронах униатского