Путь кочевника. Валерий ПоволяевЧитать онлайн книгу.
зарядов, как и климатических капризов, еще не наступила. На крюке перед ним в непромокаемом чехле висел бинокль. Яско извлек его из чехла, приложил к глазам: видно чего-нибудь или кроме серой снежной каши, от которой по телу бежит холодная дрожь, – ничего?
Ничего не было видно. Только под мышками возникала неприятная колкая дрожь. Собственные глаза в такую погоду зорче, надежнее бинокля. Мичман вздохнул и засунул бинокль в чехол. Придётся обойтись «собственными возможностями», другого, увы, не дано. Пока не дано.
Заряд действительно вскоре прошел, море потишело, а ведь ярилось так, что из корабельной брони могли запросто повыскакивать заклёпки. Силища вселенская – вот что это такое, а не море!
Небо той порой немного очистилось, пространство развернулось, попятилось, словно бы освобождая путь эсминцу, хотя кораблю заряд ушедший – тьфу, ничто с капустными котлетками, он скорости не сбавил ни на каплю, кажется, даже прибавил, похоже, опаздывал к месту дежурства. А достигнет точки, которая нарисована на оперативных штабных картах, даст машине «Полный назад!», а потом «Стоп!» – и можно будет оглядеться.
Место дежурства – это стоянка в море. Поболтавшись немного на чугунных волнах, переговорив с берегом и с таким же бедолагой – эсминцем, стоящим в охранной цепи дальше по широте, родной корабль бросит якорь прямо в открытом море, поскольку глубины здешние позволяют сделать это. А дальше известное дело – стать здесь своим, подобно железной паковой льдине, оторвавшейся где-нибудь на севере от своей могучей мамки и подгребшейся сюда, слушать, видеть и вообще засекать все, что появится в округе.
Кроме, наверное, касаток, белуг да здоровенных полярных чаек, белых медведей, хотя им еще рано появляться здесь, это произойдет позже, когда море покроется льдом, да разной летающей и плавающей мелочью тоже. Воздух вокруг эсминца сделался чище, суше, облака приподнялись, под ними неожиданно возникло зеленоватое, какое-то дрожащее, неспешно переливающееся, почти неоновое свечение, бросило на воду несколько ярких бликов, сдвинулось из одного края пространства в другой, пройдя по всему небу, родило еще один слой света, посильнее и поярче.
Яско поднял голову, мокреть смахнул с лица ладонью: северное сияние всегда привлекало его, было в нем что-то очень манящее и одновременно таинственное, даже колдовское, – подумал, что самые насыщенные, самые яркие сияния бывают в пору более позднюю, когда зима разворачивается во всю свою ширь и удивляет северный люд не только световыми концертами, но и многим другим – и метелями, и ледовыми подвижками, и длинной полярной ночью, и первым солнцем, которое появится лишь в феврале.
На родине мичмана зима тоже часто бывает выдающейся, красочной, так что многие его земляки любят зиму, например, больше, чем лето. И вспоминают потом о ней чаще, чем о лете.
Небо той порой посветлело ещё больше, сделалось цветнее, появились в нем какие-то восторженные краски, и вот, возникали какие-то теплые домашние мысли.
Северное сияние полыхало теперь во всю ширь, в полное небо,