Анна Иоанновна. Николай ПавленкоЧитать онлайн книгу.
Долгорукого, находившегося вместе с императрицей в пути, и прикидывавшегося больным А. И. Остермана, были зачитаны подписанные Анной Иоанновной кондиции и ее письмо. Вслед за тем оба документа были обнародованы всем присутствующим, что вызвало у них удивление и растерянность. Потрясенные, они молчали. Мертвую тишину нарушил Д. М. Голицын, обратившийся с призывом благодарить императрицу за содеянное. Протокол Верховного тайного совета отметил это событие немногословной записью: «За такую ее императорского величества показанную ко всему государству неизреченную милость, благодарили всемогущего Бога и все согласно объявили. что тою е. в. милостию весьма довольны…»[37].
Официальная версия описания происходившего отличается от описания ее ярыми сторонниками сохранения самодержавия. Ф. Прокопович, например, описал атмосферу заседания, выглядевшую под его пером удручающей: «Никого, почитай, кроме верховников не было, кто бы, таковое слышав, не содрогнулся. И сами те, которые вчера великой от сего собрания пользы надеялись, опустили уши, как бедные ослики». Однако никто не осмелился высказать протест. И нельзя было не бояться, «понеже в памяти оного по исходам в сенях и избах многочисленно стояло вооруженное воинство и дивное было всех молчание». Лишь Д. М. Голицын «часто погаркивал, видите, как милостива государыня и какого мы от нее надеемся, таковое она показала отечеству нашему благодеяние. Бог ее подвигнул к сему; отселе счастливая и цветущая Россия будет». Голицын, по словам Прокоповича, спросил: «Для чего никто ни единого слова не проговорит». Послышался робкий вопрос князя А. М. Черкасского: «Каким образом видеть то правление быть имеет?» Еще вопрос в этом же духе: «Не ведаю и весьма чужуся, из чего на мысль пришло государыне так писать»[38]. Вопросы остались без ответа.
Министры отпустили приглашенных, а сами удалились в палату, куда привели арестованного П. И. Ягужинского. Его спросили, доволен ли он правлением, установленным кондициями, на что он, смутившись, не дал вразумительного ответа. Тогда ему показали письмо, адресованное Анне Иоанновне и изъятое у Сумарокова. Ягужинскому ничего не оставалось, как признать себя автором письма. Тогда по приказанию фельдмаршала В. В. Долгорукого он отдал шпагу и под конвоем сержанта, капрала и 12 рядовых был отведен в темницу. 3 февраля Ягужинского допрашивали, а на следующий день у него после очередного допроса отняли «кавалерию» и при барабанном бое площадные объявили, что он обвиняется в отправке письма, направленного «против блага отечества и ее величества»[39].
Арест Ягужинского относится к самым жестким решительным мерам верховников против своих противников – не помогло даже заступничество канцлера, зятем которого являлся Павел Иванович. Обозначился явный раскол в верхах. Министры, и то не все, выступали сторонниками ограничения самодержавия, остальные вельможи, на стороне которых стояли широкие круги дворянства и гвардейские офицеры, пока открыто
Феофан Прокопович. Указ. соч. С. 43, 33.
РИО. Т. 5. СПб., 1870. С. 349–352.