Мощь Великая. Сергей КонышевЧитать онлайн книгу.
стараясь не замечать недосыпания и абстинентного синдрома, новоиспеченные приятели распрощались очень дружно, обменялись телефонами и пообещали друг другу обязательно вместе выбраться на рыбалку.
Москва… когда слышишь слова «Моя Москва» или «Москва – мой город», ухо всегда режет фальшь. Очевидно, что Москва не принадлежит своим жителям, наоборот – это они принадлежат своему мегаполису.
Москва забирает у человека волю, полностью подчиняя его своим законам. Москва – наркотик. Она даёт иллюзию эйфории, а затем начинает выкачивать из попавшегося на крючок силы. Москва, как чёрная дыра, обладая мощнейшей притягательной силой, поглощает все попавшие во влияние её гравитационного поля объекты, которые отдают ей себя без остатка, увеличивая её массу, исчезая в ней навсегда.
Такая вот властная, жёсткая Москва встретила только что прибывших поездом «Екатеринбург – Москва» москвичей и гостей столицы тёмным, хмурым, слякотным зимним утром.
Глава 3
Александр Павлович Шарвунец был несколько потрёпанным жизнью человеком, дивидендов особых не снискавшим, давно уже во всём разочаровавшимся.
Но потрёпан жизнью он, надо сказать, был так – ласково, по-отечески: невзгод особых не испытал, но и блистать не довелось.
Всю жизнь ему не хватало чуть-чуть. Чуть-чуть до золотой медали, чуть-чуть до красного диплома, чуть-чуть до поступления в аспирантуру, чуть-чуть до интересной работы, чуть-чуть до любимой женщины. Распознав в этих «чуть-чуть» определённую закономерность, угодил Александр Павлович Шарвунец во власть фатализма.
Под влиянием своего жизненного опыта и связанных с ним личностных эволюционных метаморфоз, Шарвунец давно потерял всякую амбициозность и даже гордость, благодаря чему сохранил редкую в нынешнее время искреннюю доброту, сваленную, впрочем, на самое дно сознания, венчало которое величавое равнодушие.
Александр Павлович давно уже пришёл к выводу, что удовлетворение собственным бытием человек может испытывать только на заре своей жизни – в детстве, отрочестве и в юности, когда всё ещё впереди, и живёшь ожиданиями и надеждами. В этой связи он любил повторять слова поэта:
«Тогда верни мне возраст дивный,
Когда всё было впереди
И вереницей беспрерывной
Теснились песни из груди.
В тумане мир лежал впервые,
И, чуду радуясь во всём,
Срывал цветы я полевые,
Повсюду росшие кругом.
Когда я нищ был и богат,
Жив правдой и неправде рад.
Верни мне дух неукрощённый,
Дни муки и блаженства дни,
Жар ненависти, пыл влюблённый,
Дни юности моей верни!»
Когда же понимаешь, что наступила, собственно, жизнь, какие-то из ожиданий уже не реализованы, а ждать реализации других планов особых оснований нет, наступает разочарование. Остаётся лишь слабая