Артист. Андрей НиконовЧитать онлайн книгу.
Я ведь и разговорить его могу подчистую, навыки имеются, всё расскажет, что помнит и что забыл.
– Если нужно будет, разговоришь, а пока делай то, что приказывают. Федотова не спугни, рыбка это мелкая, нам на крупную выйти надо, тут ювелирная работа нужна, а не шашкой махать и из пулемёта стрелять. Глядишь, через месяц-два вычислим настоящую контру и их хозяев. Или пшиком всё окажется, как знать. Вот, держи, здесь, в папке, приказы по авиаотряду, рекомендательное письмо авиаконструктора Вегенера в школу прапорщиков, несколько писем капитана Федотова невесте, фотографии офицерского состава, ну и о тебе немножко, то есть о тёзке твоём, – при этих словах чекист подмигнул Травину, – в основном писульки жандармов. В соседнем кабинете посиди, почитай, потом вернёшь. А завтра к Симбирскому в окружной комитет зайди, отправляем тебя на лечение по линии РККА, всё как полагается для бывшего комвзвода и инвалида гражданской войны. Командировочные получишь лично у меня. Нашего человека узнаешь, он сам к тебе подойдёт и представится.
– Пароль скажет?
Меркулов задумался на секунду
– А что, можно и пароль. Попросит разменять рубль пятаками, а ты скажешь, что у тебя только сорок шесть копеек. Запомнил?
– Запомнил. Как думаешь, мне Мухина с собой взять? – задумчиво сказал Травин, вставая. – Он поговорить мастер, всю душу вытянет.
Фомича он помянул к слову, тот уже второй месяц после письма Лапиной сам не свой ходил.
– Нет, Мухина не бери, а то вы с ним дел натворите, вон, до сих пор расхлёбываем. Всё, недосуг мне с тобой болтать, постовой тебя проводит в кабинет, папку, как прочитаешь, мне верни и иди по своим делам, а через неделю чтобы как штык на вокзале.
Папку Сергей изучил за три часа, борясь с мигренью и чужими для него воспоминаниями. Он очутился здесь, в этом времени, в 1922 году, в психиатрической лечебнице доктора Зайцева, и поначалу вообще не мог понять, кто он и откуда. Воспоминания двух личностей – Сергея Травина из двадцатого века и Евгения Должанского из двадцать первого – не наложились друг на друга, а вырывались кусками откуда-то из глубинных пластов памяти в ответ на внешние раздражители. А таких было предостаточно – расспросы врачей, пейзаж начала двадцатых годов двадцатого века за окном, люди, которые ничего не слышали о телевидении, зато отлично разбирались в ценах на овёс, нормах жилой площади, ультиматуме Керзона и комсомольских ячейках.
Каждый всплеск воспоминаний сопровождался головной болью, сильной до невозможности, простреливающей череп от одного уха до другого, рикошетя в макушку и нижнюю челюсть, первое время Травин терял сознание, но постепенно организм адаптировался. Иногда фрагменты памяти появлялись неожиданно, чередой картинок, обычно под утро, приходилось просыпаться и сидеть на кровати, растирая виски. Ни аспирин, ни лауданум не помогали, боль невозможно было унять, она проходила сама, без следа, через полчаса-час. Первый год личные воспоминания Должанского