Водолаз Его Величества. Яков ШехтерЧитать онлайн книгу.
Иерусалима и Тверии, и вскоре история о горящей сосульке обсуждалась в Чернобыле с не меньшим жаром, чем на Святой земле. Кто-то даже рискнул пересказать ее ребе Шломо Бенциону.
– Халоймес, сны, – махнул рукой цадик.
И это все, что удалось из него выжать любопытным хасидам.
Вот тогда-то и стали поговаривать о совсем иной причине давнишнего выбора ребе.
– В ночные сторожа часто нанимаются скрытые праведники, – утверждали умники, многозначительно поднимая указательный палец. – Они ведь все равно бодрствуют по ночам, занимаясь тайными делами, и такая работа помогает избежать ненужных вопросов о причинах бодрствования. А наш Лейзер Шапиро… да, наш Лейзер… Скорее всего, он просто притворялся простаком. Сами посудите, где это видано, чтобы одно окунание в прорубь превратило мудреца-раввина в дурачка.
Но все это случилось позже, много позже. А пока жизнь в Чернобыле тянулась ни шатко ни валко, серыми полосами будней, перемежаемых светлыми вкраплениями суббот и праздников. Двора-Лея хорошо зарабатывала, ее муж, служка праведника, приносил в дом почет и уважение, а единственный сын, отрада глаз и услада слуха, рос на удивление статным и крепким. Словно не прожили его бабушки и прабабушки век свой сгорбленными над плитой и корытом, будто не гнули дедушки и прадедушки спину за столом, заваленным книгами.
Сложением Аарон походил на былинного богатыря из русских сказок, но без медлительности, присущей тяжеловесным людям. Двигался он легко и быстро, с грацией крупного хищника, но характер при этом унаследовал кроткий, более подобающий книжному червю, чем человеку гвардейского роста и телосложения. По странной причуде Всевышнего ему достались льняные волосы, голубые глаза, румяные щеки и хорошо очерченные литые губы. Совсем не унаследовав от родителей внешность, он, подобно отцу, весьма преуспевал в книжной мудрости и, подобно матери, умел быстро принимать решения в сложных ситуациях.
– Мы своими молитвами перехватили чужую душу, – смеялась Двора-Лея, расчесывая непокорные кудри сына. – Летела она себе в царский дворец, а очутилась в убогой еврейской лачуге.
Двора-Лея явно кокетничала, назвать лачугой ее просторный, чисто выбеленный, содержащийся в идеальном порядке дом не смог бы даже Ротшильд, выпади ему случай оказаться в Чернобыле.
Лейзер в ответ на шутки жены только рукой махал. «Много ты понимаешь в душах», – казалось, говорило его лицо. Но уста молчали: наученный многими словесными стычками с Дворой-Леей, он предпочитал держать рот на замке. Переспорить жену было невозможно, на любое, даже самое здравое, разумное утверждение, не совпадающее с ее мнением, она приводила тысячу сто пятьдесят семь возражений. Почти все они были маловразумительны, а оставшиеся не имели ни малейшего касательства к теме разговора, но тон и запальчивость, с которыми их произносила Двора-Лея, делали продолжение разговора бессмысленным.
– Ограда мудрости – молчание, – утешал себя Лейзер словами Писания. – Весь век свой