Нежный лед. Вера МелеховаЧитать онлайн книгу.
купленную в Нью-Йорке на Брайтон Бич. Они с женой всегда имели при себе связочку к чаю.
– Твоя мама уехала еще из СССР, как мы с женой. Это, поверь, очень непростой шаг. Возможно, она действительно что-то такое знала, что ее сильно терзало. А тебе рассказать не могла. Или не хотела.
Потапов посмотрел на Майкла вопросительно. Реакции не последовало.
М-да… Младенец в восемнадцать лет. Утешить, успокоить.
Не спали до утра – Потапов не хотел будить уснувшую на диване жену. Подошел, осторожно прикрыл лежавшим рядом клетчатым пледом. Четырехкратная олимпийская чемпионка Марина Черноземова, старушка-дюймовочка, почувствовала знакомую руку, схватила, поцеловала, не открывая глаз.
«Ничего себе! – удивился Майкл. – Обычно мужчины женщинам руки целуют в кино, а тут наоборот. И так она это мило проделала… И не стыдно им совсем… Ни ей, ни ему… Ах, если б маме вот так же руку сейчас поцеловать!» Майкл осекся. Нет у него мамы. И не было никогда. Была бабушка… Даже на слово «мама» он теперь права не имеет. Не звать же эту… эту молодую… Элайну эту… мамой.
Глава 74
Элайна оставила дверь в спальню приоткрытой – нервничала. Слышала, как Потапов зашел в уборную на первом этаже. Хороший мужик этот Потапов, но строгий слишком. На испуг берет. Как он гаркнул-то на нее: «Ничего не утаила?» Ничего Элайна не утаила. Ничего существенного.
Что он так долго руки моет? Сильно, что ли, грязные? Выключил воду, вышел. Чай пошел пить. Ну и на здоровье.
Там, под раковиной, под рулонами туалетной бумаги, под контейнерами с бытовой химией, под половой тряпкой в нечистом тазике, паечки кокаина припрятаны. Штук этак с дюжину. Белое золото! Конвертируемый товар, справедливо изъятый у Клода. Сколько Клод ее унижал?! Ну так пусть получает благодарность. Коровой звал – коровья и благодарность!
Глава 75
– Кямочка, здравствуй, мальчик!
Клаудио вздрогнул не столько от неожиданности ночного звонка, сколько от этого голоса. Голос почти из детства. Тинатин Виссарионовна Медведева была давней и близкой подругой его отца. Степень давности, так же как и степень близости, всегда оставалась элегантной и неоднозначной тайной. В Тинатин Виссарионовне все было элегантно и неоднозначно. Даже имя-отчество.
Родилась она в сорок первом, перед самой войной. В те годы это отчество было вторым подарком судьбы. Первым оставалась сама жизнь, невероятно длинные ресницы, отчаянно блестевшие, словно были они шелковыми, ненатуральными, приклеенными, матовая кожа восхитительного кукольного личика и маленький, никогда не закрывающийся ротик.
Едва научившись говорить, Тинатин превратилась в несусветную болтушку. Ее младенческие речи, будто лимонные корочки в сахаре, улучшали настроение всем, кто оказывался рядом. Тинатин выросла, а эффект «лимонных корочек» остался. Двумя-тремя ловко соединенными словечками она умела подкислить чужой триумф, ей неприятный, или подсластить собственное унижение. Она была речевым