Нежный лед. Вера МелеховаЧитать онлайн книгу.
Сразу после меня еще одна женщина, индуска, родила девочку. Очень расстраивалась, что у нее девочка, а у меня не просто мальчик, а сразу два мальчика. Зато ее девочка была совершенно здоровая, а моих мальчиков, обоих, положили в инкубатор. Майкл выжил, а Мартин нет.
Клод слушал внимательно. Обычно он от нее отмахивается, а тут – само внимание.
– Ты думаешь, Ив – это моя настоящая фамилия? Ничего подобного, это сокращение от длинной фамилии Ивашкевич. Это фамилия, под которой раньше жили мы все. И мать, и я… и были записаны новорожденные близнецы Майкл и Мартин. После того как в девяносто восьмом году я из Калгари улетела обратно в Монреаль, помнишь, ты билет прислал? Мать на мне крест поставила. Перевела и себя, и Майкла на девичью фамилию своей матери – Чайка. Девичья фамилия матери, ты же знаешь, во всех медикерах[4]. Очень боялась, что я своим дурным поведением брошу на ее драгоценного внука тень позора. Она меня вообще из жизни Майкла исключила, он ее матерью считает, а о моем существовании не догадывается… Ради бога. Мне плевать…
Элайна хорошенько высморкалась. Воспоминания чертовы! Встала с постели, пошла в уборную.
У матери всегда пунктик был насчет того, что у незамужних матерей детей отнимают. Глупость какая! Но мать сильно напугали еще в роддоме, когда она Элайну рожала.
Какая-то женщина по секрету ей нашептала, будто раньше и в Монреале, и везде в Квебеке незаконнорожденных младенцев у матерей отнимали и в католический приют отдавали. Говорили, что младенец умер, а сами его монахиням на воспитание отправляли, поскольку он, младенец новорожденный, есть плод греха…
А когда Элайна в пятнадцать лет родила, мать и вовсе на этой почве сбрендила, черт знает чем Элайну стращала. Кричала о каком-то Дюплесси (вроде как премьер квебекский), что, мол, Элайне повезло жить в другие времена, а если б она своих близнецов не в девяносто пятом году родила, а в пятьдесят пятом, ее бы как ведьму в Средние века ошельмовали и детей бы отобрали! Обоих – и живого, и мертвого. И живой бы мертвому позавидовал, потому что он по католическим меркам плод греха! Потому как «всякая беременность вне католического брака есть грех». Это они так рассуждали. Но и грехи различаются. Мать говорила: «Грех греху рознь». Дева, зачавшая в четырнадцать и родившая в пятнадцать, по их меркам дьявольское отродье. Ее, как ведьму, на костер! Они б и сожги, но век-то уже двадцатый, демократия подоспела!
Матерей трогать не могли, на детях отыгрывались.
Больше всего на свете мать боялась, что Мишеньку у них с Элайной рано или поздно отберут! Сама ж говорила, что другие времена настали, но все равно боялась.
Бумаги, что мать велела, Элайна подписала не глядя. Элайна – человек добрый, как мать хочет, так пускай и будет. Элайна и в Калгари ничего особенно дурного не сделала. Мать в ночь на работу ушла, Элайна с малышом осталась, спать его уложила. Потом стало скучно – пошла погулять.
А мать из мухи слона сделала. «Ты преступница, ты чужая, я не верю, что ты моя дочь!» – визжала, не помня себя (сама же про соседей говорила, что
Медикер – государственная медицинская страховка в Квебеке.